Последний час надежды
Шрифт:
Она оглянулась, вновь отвернулась. Вернулась ко мне, присела вновь.
— Что случилось?
— Ты сейчас не со мной, — она прикрыла глаза. — Не хочу быть лишней.
— Останься, Ники.
Она долго смотрела мне в глаза, затем кивнула, скользнула под одеяло. Легла, не касаясь меня. Я взял её за руку… показалось, что она сейчас отдёрнет её.
Не отдёрнула.
— Ты знала, Ники?
— Некоторые вещи случаются просто потому, что должны случиться, — она посмотрела мне в лицо. — Я не спрашиваю тебя, я не спрашивала её.
«Ты никогда не спрашиваешь меня, где я была и что делала».
— Да, Брюс.
Мысли понеслись, их было не удержать. Я поздно спохватился, что, возможно, Ники всё услышала. И ладно, всё равно я не смог бы отмолчаться, если бы она спросила. Но она не спросит.
— Брюс, мне очень тяжело быть с тобой, когда ты не со мной.
— Я с тобой, Ники, — слова эти дались с большим трудом. У меня пред глазами ещё стояло то видение, не то сон, не то реальность — наподобие тех, что создавала для нас Ники. Но я произнёс слова, сумел, и сон отступил, угас, перестал смешиваться с явью. — Я с тобой.
Она повернулась, обняла меня, уткнулась в моё плечо. Я не сразу понял, что она плачет. Только и мог, что повторял в уме — я с тобой, Ники, я с тобой…
Не спалось.
Ники выплакалась, неожиданно встала — я думал, что всё, уйдёт и не вернётся. Но она вернулась — умытая и успокоившаяся. И улеглась, прижалась ко мне. Я прикоснулся к её плечу, но не ощутил ответа — пустота. И возникшее было желание рассеялось, ушло, угасло. Но не оставило после себя неприятного осадка. Я положил ладонь на её плечо, снова — просто положил, чтобы чувствовать её тепло, и Ники потянулась, улыбнулась.
«Мир, Ники?»
«Мир, Брюс».
Но всё равно не спалось, ни мне, ни ей. Ночь длинная, и продлится столько, сколько нужно — я знаю.
— Ты говорила, что пять процентов курсантов не возвращаются. Что с ними происходит?
— Уходят в боги, теряются в снах. Обычно теряются в снах, хотя нас всех учат и предупреждают. Погибнуть в тренировочном мире почти невозможно, это просто незачёт, несчастный случай.
— В боги?!
— Когда понимаешь, что мир теней делает всё, как ты хочешь, есть искушение остаться в нём и править в нём, вечно. Некоторые остаются.
— Разве так можно?
— Да. С ними связываются и предупреждают о последствиях. Иногда они успевают изолировать свою реальность — тогда просто следят, чтобы остались там насовсем, не могли никуда перейти.
— Не пытаются вернуть силой?
— Брюс, — Ники посмотрела мне в глаза. — У меня было такое же искушение. Знаешь, если создать много маяков, если тщательно продумать — можно отбиться. Не станут же посылать армию — просто оставят тебя, чтобы ты пропала вместе со своим миром. Инварианта нет, нет будущего — да и ты ведь живёшь не вечно.
— А последствия?
Она странно посмотрела на меня.
— Никогда не увидеть своих друзей, родителей, никогда не закончить обучения. Осознать, что пропадёшь без следа, и ничего от твоего всесилия не останется.
— А потеряться в снах?
— То, что я делала для вас… для нас. Помнишь? Это и есть сны. Очень маленькие, ограниченные реальности, но в них всё так, как ты хочешь. Почти что угодно.
— Всё-всё? Если я пожелаю, чтобы там были драконы, или три луны на небе?
— Ну… — она тихонько рассмеялась. — Я такого не пробовала, не знаю. Может, и драконов можно. Когда ты концентрируешься на очень небольшой области, в деталях продумываешь, ты получаешь сон — он угасает, как только ты его покидаешь, и там очень уютно, там всё так, как ты пожелаешь. Иногда не хочется его покидать, а придумать ещё один сон… и ещё один, и ещё.
— И запутаться, где ты в них? Не суметь вовремя вернуться?
— Да. Очень легко запутаться. Это вроде смерти, Брюс. Ты потом будешь пытаться вернуться, но если ты сделал слишком длинную цепочку снов, она в итоге заберёт тебя из реальности. Ты будешь пытаться возвращаться, но взамен просто придумаешь новый сон.
Мне стало не по себе.
— Как это выглядит снаружи?!
— Человека становится всё меньше. Постоянно внутри себя, обращаешься к нему — не сразу отзывается, вечно сонный, пропадают эмоции. Потом начинает пропадать сам.
— Как это — пропадать?
— Так. Всё чаще бывает так, что его не найти. Все его видели, но нет нигде. А потом о нём начинают забывать. И тогда уже всё.
— А можно вернуть, спасти?
Она покачала головой.
— Я не могу. Это то, чему мне ещё учиться, если способности есть. Не у всех есть.
Я подумал, и мне стало не по себе. То, что сделала София… и есть «сон»? Ведь она сама сделала, Ники тут ни при чём.
Ники кивнула.
— Это сон. Я сказала ей, что это очень опасно, что нельзя там задерживаться надолго. Она умеет строить сны без моей помощи, Брюс. Софи очень способная.
— А я? — вопрос был жалким, но сорвался с языка сам собой.
— У тебя другие таланты, — она поцеловала меня и хлопнула ладонью мне по пальцам, когда я попытался взять её за плечо. — Я не об этом! Все вы, мужчины, одинаковы…
Я рассмеялся, хотя в другой ситуации, наверное, обиделся бы.
— Брюс, это важно. Каждый, кто умеет видеть, всегда проявляет свой подлинный талант. Сразу, это твоё подлинное умение, оно приходит тебе на помощь, даже когда ты не осознаёшь, что ты умеешь видеть. Вспомни, что тебе удавалось такого, что ты считал сном или бредом?
Я попробовал — но не смог сформулировать.
— Ты поймёшь, — она снова поцеловала меня, на этот раз — в лоб. Терпеть этого не могу! — А мне нравится! Ну ладно, не буду больше, — она рассмеялась. — Всё, Брюс, нужно спать.
Но мне всё равно не спалось. Уйти в боги… звучит жутковато.
— Если ты попробуешь уйти в боги, что будет?
— Брюс, ты уже сам знаешь, почему я не могу.
— Потому, что здесь есть видящие?
— Да. Эксперты повалят сюда валом, чтобы изучать этот мир. Но сначала меня отдадут под трибунал, а вас запрут в лаборатории. Я должна была сразу выйти, сказать, что нашла видящих, что программировала их по недосмотру, тогда, может быть, взысканий вовсе не было бы.