Последний час надежды
Шрифт:
— А я попробовала, — Ники отвернулась. — И больше пробовать не буду. Он показал мне, что будет, если я буду упорствовать.
— Кто? — София посмотрела на меня в замешательстве, потом до неё дошло. — Инвариант?! Он что — поддерживает этих твоих террористов?
Ники кивнула.
— Я ничего не понимаю! — жалобно призналась София. — Что всё это значит? Как он может их поддерживать?!
— Они делают то, что согласуется с его планами, — Ники откинулась на спинку. — Вот и всё. Если «Солдаты Хаоса» перестанут входить в его планы, они исчезнут, как дурной сон.
— Поэтому ты такая? — тихо поинтересовалась София. — Потому что всё идёт не так, как ты хотела?
— Ты и так это понимала, — в голосе Ники прозвучало раздражение.
— Я — да, — последовал спокойный ответ. — Но Брюс не понимал. А ты не хотела ему говорить.
И я разозлился. Сам от себя такого не ожидал. Резко встал и стиснул зубы — ударился лбом о верхнюю полку. Боль отчасти отрезвила, но мне всё ещё хотелось кого-нибудь ударить.
— Я вам не очень мешаю? Может, в коридоре постоять пока?
— Брюс, — София взяла меня за руку. — Ты не…
Я молча освободился и вышел в коридор. Хотел с размаху задвинуть за собой дверь, но передумал. Отошёл в тамбур (там мрачно курил старик, похоже — галлиец) и встал, глядя на проносящиеся мимо деревья. Как плотно здесь всё застроено — куда ни глянь, видно хотя бы один дом.
— Что, поругались? — неожиданно поинтересовался старик по-галльски. Точно, галлиец!
Я неопределённо пожал плечами. Старик широко улыбнулся и хлопнул меня ладонью по плечу. Я едва устоял на ногах и чуть не зашипел от боли. Кузнец он, что ли? Или грузчик?
— Я вот тоже когда со старухой повздорю, сажусь в поезд и еду куда-нибудь. Выйдешь на станции, примешь стаканчик, домой вернёшься и снова мир. Угощайся!
Он протянул мне сигарету.
— Я не курю, отец.
— Оставь, — посоветовал он, выплюнул свой окурок и взял новую сигарету. — Будет день, когда захочется. Огоньку не найдётся?
Совершенно случайно у меня нашлась зажигалка. И я понял, что сердиться было, в общем, не на что. Но постоял ещё минут пятнадцать — слушал старика, смотрел в окно и улыбался.
Трое, Стоунхендж, 31 июля 2010 года, 9:15
Здесь снова шёл дождь и было зябко. Приближение к «проходам» я лично ощутил шагов за триста. Потом уже я понял, что так проявляли себя проходы — намного позже. А в этот раз меня донимал едва слышный звук — на грани восприятия, неприятное жужжание. И ломило виски.
Похоже, не мне одному.
— На проходить по одному? — София указала на южный проход. — Есть разница?
— Есть, — подтвердила Ники. — Если будем вместе, то и там останемся вместе.
Мы взялись за руки. Слева от меня была София. Справа — Ники. Рука Ники была каменной и ледяной, рука Софии — живой и тёплой.
— Лучше закрыть глаза, — предупредила Ники. — Иногда бывает вспышка, может ослепить ненадолго.
— А уши закрывать? — поинтересовалась София. Ники пожала плечами. — Ладно. Раз… два… три!
И мы шагнули.
И ничего такого не случилось. Просто шагнули, и чуть не покатились вниз по склону — по ту сторону прохода в нашем мире была небольшая канава.
— Не понимаю, — призналась Ники. — Всё делаем, как надо.
— Ещё раз? — предложила София.
Ещё раз — и то же самое.
— Попробовать по одному? — София смотрела в глаза Ники. — Может, так?
— Можно, — Ники ответила неохотно. — Но нас может разбросать.
— С той стороны будет проход обратно?
— Необязательно, — Ники ответила спокойно, а у меня снова мурашки поползли по коже. — Но скорее всего.
— Я попробую, — София посмотрела на нас с Ники. — Если что, встречаемся там, — она указала в сторону Солзбери, — у палаточного городка.
Она подошла к проходу, глубоко вздохнула и сделала шаг.
И исчезла.
Ники несколько раз хлопнула в ладоши.
— Молодец, Софи. Брюс? Пойдёшь один?
— Может, пробуем вместе?
— Да, — она крепче сжала меня за руку. — Пробуем.
Мы, как и Софи, встали перед проходом. Я стиснул зубы. Мне было не по себе, словно я шёл туда, откуда не возвращаются. Я ощущал, что Ники, рядом со мной, боится — может, боится гораздо больше меня.
Нас не пустило. Мы словно упёрлись в тонкую, невидимую мембрану — и она не желала пропускать нас. Я почти физически ощутил, как нас отбросило. Мы повалились на траву, я поскользнулся и упал вновь, прежде чем смог подняться. Хорошо, одежда непромокаемая. Дождь равнодушно моросил, ему до нас не было никакого дела.
Ники тяжело дышала. Она прикрыла глаза, сглотнула и некоторое время стояла так.
— Ники…
— Сейчас, — она открыла глаза. — Боже правый, я не думала, что может быть так страшно!
Прошло минут пять, прежде чем она вновь взяла меня за руку.
На этот раз мембрана была не такой неподатливой. А может, в нас было больше решимости. Пропускай же, произнёс я про себя, — пропускай! Давило так сильно, что трудно было дышать.
Мембрана подалась, когда я это вовсе не ожидал. И — Ники права, была вспышка. Да такая, что я подумал вначале, что ослеп.
Двое, Галлия-1, Стоунхендж, 31 июля 2010 года, 9:35
Это был Стоунхендж. Всё тот же — и не тот. Я обнаружил, что лежу на траве, что рядом со мной ворочается кто-то ещё. Воздух казался невероятно свежим — пьянящим, холодным и жгучим одновременно.
— Чёрт, — я не узнал своего голоса. — Ничего себе. Ники, с тобой всё в порядке?
Минуты три перед глазами мелькали коричневые и синие пятна.
— Ники? — я не сразу понял, что что-то здесь не так. До того, как Ники поднялась на ноги. Посмотрел на свои руки — и не узнал. Посмотрел на штаны, на ботинки, а рюкзак — всё было несколько или совсем другим. Что происходит?!