Последний довод королей
Шрифт:
— Потому что… потому что….
Взгляд навигатора заметался по комнате.
— О нет, милый.
Со всей силой, оставшейся в искалеченном теле Глокты, тяжелый молоток опустился на большой палец ноги навигатора и раскрошил его с тупым, глухим стуком. Навигатор вскрикнул, его глаза широко раскрылись.
«О, этот великолепный, ужасный момент между ударом и ощущением боли. Боль сейчас придет. Сейчас придет. Сейчас…»
Длинноногий издал пронзительный крик, выгнулся на стуле, его лицо перекосила мучительная судорога.
— Мне знакомо это чувство, —
Длинноногий хватал ртом воздух, всхлипывал, по щекам у него струились слезы.
— А что дальше? Недели хромоты? Месяцами припадать на искалеченную ногу? А если следующий удар будет нанесен по лодыжке?
Глокта приподнял концом молотка подбородок навигатора.
— Или прямо в коленную чашечку? Сможешь ли ты вообще ходить? Мне хорошо знакомы все эти ощущения, поверь.
«Как я могу причинять эти страдания кому-то другому? — Он пожал скрюченными плечами. — Одна из загадок жизни».
— Еще разок?
Он снова поднял молоток.
— Нет! Нет! Подождите! — закричал Длинноногий. — Жрец! Ради бога, жрец приходил в орден. Гуркский жрец. Он сказал, что однажды первый из магов попросит прислать навигатора, и он хотел бы, чтобы ему сообщили об этом. Он хотел, чтобы ему сообщили о том, что случится потом. Он угрожал, страшно угрожал, и нам ничего не оставалось, как подчиниться. Я поджидал в городе другого навигатора, чтобы передать новости. Только сегодня утром я сообщил ему все то, что рассказал вам. Я собирался покинуть Адую, клянусь.
— Как звали того жреца?
Длинноногий ничего не ответил, его влажные глаза были широко раскрыты, дыхание с хрипом вырывалось из носа.
«О, почему надо испытывать меня?»
Опустив голову, Глокта взглянул на ногу навигатора. Палец уже распух и покрывался пятнами, полоски черной крови тянулись с каждой его стороны, ноготь был густого, надрывно-бордового цвета, обрамленный воспаленным красным. Глокта беспощадно вдавил рукоятку молотка прямо в него.
— Имя жреца! Имя! Имя! Имя…
— А-а-а! Мамун! Господи! Его звали Мамун!
«Мамун. Юлвей говорил о нем в Дагоске. Первый ученик самого пророка. Вместе они нарушили второй закон. Вместе отведали человеческой плоти».
— Мамун. Я понимаю. А теперь скажи, — Глокта наклонился вперед, не обращая внимания на спазмы в искривленной спине, — что делает Байяз здесь?
Длинноногий дышал ртом; слюна, растянувшись длинной ниткой, повисла у него на нижней губе.
— Я не знаю.
— Что ему нужно от нас? Что ему нужно в Союзе?
— Я не знаю. Я рассказал все.
— Наклоняться вперед — сущее испытание для меня. От этого я быстро устаю.
Глокта нахмурился и поднял молоток. Отполированный наконечник орудия поблескивал.
— Я просто находил путь туда и обратно. Я лишь направлял плавание по верному пути. Пожалуйста! Нет!
Длинноногий зажмурил глаза, язык застыл между зубами.
«Сейчас придет боль. Сейчас придет боль. Сейчас придет боль».
Глокта со стуком поставил молоток на пол и выпрямился, покачивая искривленными бедрами вправо и влево, чтобы унять боль.
— Очень хорошо, — вздохнул он. — Я вполне удовлетворен. Узник открыл один дергающийся глаз, потом второй. Он поднял голову, в лице проявилась надежда.
— Я могу уйти?
Секутор тихо хихикнул под маской. Даже Иней издал какой-то странный хриплый звук.
— Конечно, ты можешь уйти, — Глокта улыбнулся беззубым ртом. — Можешь вернуться в свой мешок.
Лицо навигатора исказилось от ужаса.
— Господи, сжалься надо мной.
«Если Господь существует, Ему никого не жалко».
Превратности войны
Лорд-маршал Берр писал письмо, но улыбнулся при виде Веста, когда тот вошел в палатку и полог опустился за его спиной.
— Как дела, полковник?
— Хорошо, сэр, благодарю вас. Приготовления идут полным ходом, мы сможем выступить с рассветом.
— Рационально и умело, как всегда. Что бы я делал без вас? — Берр указал на графин. — Хотите вина?
— Благодарю вас, сэр. — Вест налил себе вина в стакан. — А вы выпьете со мной?
Берр указал на потрепанную походную флягу, лежавшую рядом.
— Я полагаю, для меня будет благоразумнее отдать предпочтение воде.
Вест виновато поморщился. Он не был уверен, что имеет право спрашивать, но отступать было некуда.
— Как вы себя чувствуете, сэр?
— Гораздо лучше. Спасибо, что спросили. Намного, намного лучше. — Лицо его изменилось, он прикрыл рот рукой и икнул. — Не то чтобы полностью выздоровел, но на пути к этому.
Словно для того, чтобы доказать это, он легко поднялся со стула и быстрым шагом подошел к карте, скрестив руки за спиной. В его лице на самом деле появилась прежняя живость. Он больше не горбился и не пошатывался.
— Лорд-маршал, я хотел поговорить о сражении у Дунбрека.
Берр обернулся.
— О каком его моменте?
— Когда вы испытывали недомогание. — Вест не знал, как лучше выразиться, но потом слова полились ручьем. — Я не послал за хирургом. Я мог сделать это, но…
— Я горжусь тем, что вы этого не сделали.
Вест растерянно заморгал. Он даже не смел надеяться на такой ответ.
— Вы поступили так, как я и хотел. Очень важно, чтобы офицер был осторожным, но жизненно важно, чтобы он не проявлял чрезмерную осторожность. Он должен быть способен послать своих людей по опасному пути. Он должен быть способен послать их на смерть, если считает это необходимым. Он должен быть способен принести жертву и сделать то, что требуется во имя высшего блага, не распаляя себя эмоциями по поводу своего выбора. Именно поэтому я испытываю к вам симпатию, Вест. В вас есть сострадание, но есть и стальная твердость. Нельзя стать великим полководцем без доли беспощадности.