Последний довод королей
Шрифт:
— Глокта, — пробормотал он, закрывая глаза. — Мне приказывает… Глокта.
— Глокта.
Это имя ничего не значило для нее, но это была ниточка, за которую можно потянуть.
Она снова приставила нож к его горлу. Кадык вздымался и опускался, почти задевая лезвие. Она сжала зубы и потирала пальцами рукоятку, глядя вниз. Слезы заблестели в уголках его глаз. Лучше всего быстрее покончить с этим. Надежнее всего. Но рука почему-то не поднималась.
— Найди причину, чтобы я не делала этого.
Слезы
— Мои птицы, — прошептал он.
— Птицы?
— Их некому будет кормить. Наверное, я заслужил такой конец, но мои птицы… они ничего дурного не сделали.
Она смотрела на него, сощурившись.
Птицы. Странно, чем живут люди.
У ее отца тоже была птица. Ферро помнила, как она сидела в клетке, свисавшей с шеста. Совершенно бесполезное создание, даже не умела летать, только цеплялась лапками за жердочку. Отец научил ее произносить несколько слов. Ферро смотрела, как он кормил птицу. Это было в детстве. Давно, еще до того, как пришли гурки.
— Ш-ш-ш, — прошипела она ему в лицо, прижав кинжал к шее.
Он съежился.
Затем она отняла лезвие, поднялась на ноги и встала над ним.
— Если я еще раз тебя увижу, эта минута будет последней в твоей жизни. Возвращайся к своим птицам, тень.
Он кивнул, его заплаканные глаза широко раскрылись, а Ферро повернулась и удалилась, скрывшись в темном переулке. Переходя мост, она бросила нож в воду. Раздался всплеск, и нож исчез, вокруг побежала рябь, круги расходились на темной илистой воде. Конечно, это ошибка — оставлять человека в живых. Жалость — почти всегда ошибка, как подсказывал ее опыт.
Но сегодня у нее было жалостливое настроение.
Вопросы
Полковник Глокта был изумительным танцором, но с покалеченной негнущейся ногой блистать на балу весьма затруднительно. Еще его отвлекало жужжание мух, и партнерша не помогала. Арди Вест выглядела хорошо, но ее постоянное хихиканье раздражало.
— Прекратите! — грубо оборвал ее полковник, кружа в танце по лаборатории адепта-медика.
Образцы в колбах вздрагивали и колебались в такт музыке.
— Частично съеден, — усмехнулся Канделау. Один глаз у него был сильно увеличен благодаря линзе. Он указал щипцами вниз. — Это ступня.
Глокта раздвинул кусты, прижав одну руку к лицу. Там лежало разделанное тело, красное и блестящее, почти не похожее на человеческие останки. Арди неудержимо засмеялась, взглянув на него.
— Частично съеден! — хихикала она.
Однако полковник Глокта не видел в этом ничего забавного. Жужжание мух становилось все громче, заглушая музыку. Что еще хуже, в парке вдруг стало ужасно холодно.
— Очень легкомысленно с моей
— Что вы имеете в виду?
— Оставить это там. Но иногда лучше действовать быстро, чем осмотрительно. Правда, калека?
— Я помню это, — пробормотал Глокта.
Стало еще холоднее. Он дрожал как осиновый лист.
— Я помню это!
— Конечно! — прошептал голос.
Женский голос, но это была не Арди. Низкий хриплый голос, от звука которого у него задергался глаз.
— Что я могу сделать?
Полковник чувствовал, как нарастает отвращение. Раны на красном мясе зияли. Мухи жужжали так громко, что он едва расслышал ответ.
— Возможно, тебе следует отправиться в Университет и спросить совета. — Ледяное дыхание коснулось его шеи, по спине пробежала дрожь. — Возможно, там… ты сможешь узнать про Семя.
Глокта, шатаясь, добрел до нижней ступеньки лестницы и прислонился к стене. Дыхание со свистом вырывалось из горла, сдавленного рыданием. Левая нога дрожала, левый глаз дергался, словно они были связаны одной болью, пронзавшей его таз, живот, спину, плечо, шею, лицо. Эта боль нарастала с каждым мгновением.
Он с трудом заставил себя успокоиться. Стал дышать глубоко и медленно. Заставил себя отвлечься от боли и подумать о другом.
«Например, о Байязе и его неудачном путешествии за этим Семенем. В конце концов, его преосвященство ждет, а он не отличается терпением».
Глокта вытянул шею и почувствовал, как щелкнули позвонки между искривленными лопатками. Он прижал язык к деснам и захромал с лестницы в прохладную темноту книгохранилища.
Здесь ничто не изменилось за прошедший год.
«Или за несколько прошедших веков».
В сводчатых помещениях стоял затхлый запах древности, их освещала только пара тусклых, мерцающих светильников, тянулись прогнувшиеся полки, скрытые колеблющимися тенями.
«Пора еще разок покопаться в пыльных отходах истории».
Адепт-историк тоже совсем не изменился. Он сидел за своим покрытым пятнами столом, погрузившись в кипу бумаг весьма древнего вида, освещенный танцующим пламенем одинокой свечи. Он поднял голову, когда Глокта приблизился.
— Кто там?
— Глокта. — Он подозрительно вглядывался в темный потолок. — А что случилось с вашим вороном?
— Умер, — печально пробормотал старый библиотекарь.
— Стал историей, можно сказать!
Но старик не улыбнулся.
— Ах да. Это случится со всеми нами. — «И с некоторыми даже раньше, чем с остальными». — У меня к вам есть вопросы.
Адепт-историк наклонился над столом, настороженно вглядываясь в лицо Глокты, словно никогда прежде не видел перед собой человека.