Последний еврей Багдада
Шрифт:
– Дэвы! – радостно выговорил юный перс непонятное для Агнии слово. – Коварные и свирепые духи! Но бессмертные не такие. Они просто лучшие царские воины.
Надо признаться ей, пронеслось в голове у молодого человека, что он тоже из них. Будет хуже, если она сама узнает об этом. Но только не сейчас. Так можно вообще все испортить.
Агния повернулась и медленно зашагала по дорожке. Как–то глупо начался разговор, подумала она. Какое ей дело должно быть до всех этих мужских игрищ? И ведь некого винить. Сама спросила! Надо было заранее продумать, как построить диалог. Бессмертные. Про них, и правда,
Последние два вывода про "интересен" и "милый" заставили гречанку прислушаться к собственному дыханию: не учащенное ли, а то, чего доброго, он обо всем догадается.
– Про бессмертных рассказывают ужасное, – зачем–то продолжила она и прикоснулась ладонями к щекам.
О боги! Они горели. Это должно быть и ему заметно.
– Глупые сказки. Это всего лишь служба, – юноша приложил руку к сердцу, как бы демонстрируя искренность своих слов, – а рассказы, как бы точнее выразиться, это – мифология. Большую часть историй они сами же про себя и придумывают, чтобы их боялись.
Угораздило же, подумал молодой человек, попасться ей на глаза в такой неподходящий момент. Но кто же знал, что она придет так рано. И все равно ему невероятно повезло. Она здесь. Она не обманула. Это удача. Только надо срочно менять тему беседы.
Он забавный, но глупый, сделала вывод девушка. Это же надо так путать слова и понятия!
– Ты так сказал про мифологию, как будто мифы не реальны? – на ходу заглянула ему в лицо Агния, – все знают разницу межу ними и сказками. Мифические герои и полубоги это одно. Они существуют. А вот некоторые животные это совсем другое. Среди них есть как настоящие, так и сказочные. Вот, например, единороги существуют. И грифоны, и скорпионы, и змеи, и львы. А мушрушу, которые изображены на воротах Иштар, – их нет. Я понятно объясняю?
Дорожка как–то незаметно перешла в тропинку, протоптанную в невысокой изумрудно–зеленой траве. Агния подумала, что пора прощаться и бежать домой. Все сложилось очень даже неплохо. Обещание она сдержала. Расскажет только сейчас про отъезд, и в дом он больше не полезет. Может, даже и к отправлению каравана успеет. Пора расставаться, говорила она себе, но произнести нужные слова вслух все не решалась. Они шли, изредка, как бы случайно касаясь друг друга то плечом, то локтем, то запястьем.
– Я как раз слышал, что мушрушу жили раньше в этих краях. А теперь их осталось совсем немного и их держат в замке Амитис, – Кайс указал на уходящую к небесам громаду, нависавшую над рощей, – и этому веришь, когда видишь других удивительных зверей, обитающих там.
– Так ты бывал внутри? – удивилась Агния.
Ну вот, зачем он ляпнул такое, мысленно отругал себя юноша. И как теперь выкручиваться? Надо отвечать, причем быстро. Молчание будет выглядеть подозрительно. Придется соврать.
– Сам нет, но рассказывали. Ты, наверное, не знаешь, но бессмертных разместили как раз во дворце. В нижних ярусах.
Вот было бы здорово, восхищенно подумала гречанка, посмотреть на все это великолепие. Он такой молодой, но, наверняка, много где уже побывал. А я на его фоне выгляжу какой–то провинциалкой. В другой раз надо расспросить его подробнее. Стоп! О чем это она? Другого раза быть не должно.
– Рассказывали? – вслух произнесла она, – это не доказательство. А я вот видела живого сатира!
– Это такого козлоногого, покрытого шерстью, с бородой и рогами? – припомнил Кайс то, что краем уха все же слышал на занятиях в школе.
А он не такой уж и дурашливый, сделала вывод девушка и, приблизив губы к его уху, таинственно зашептала:
– Головы я не разглядела. Но ноги! Как литые с бронзовой кожей, а ниже колен – шерсть. И копыта. Они стучали по корням деревьев, когда он гнался за мной. Еле убежала.
Как приятно слышать ее голос, такой тихий и так близко, – подумал Кайс. – И хорошо, что я сегодня не надел те башмаки с волчьей шерстью вокруг лодыжек. Надо вообще их выбросить.
– А если бы догнал? – задал вопрос Кайс.
Он не знает очевидных вещей, сделала вывод Агния. Какие же мы все–таки разные.
– Ты смешной! Сатиры настигают только тех, кто сам этого пожелает.
– А что ты делала в лесу? Там ведь может быть опасно.
– Не опаснее, чем где–бы то ни было. У меня там есть место. Тайное. Только мое и больше ничье.
– И сатира.
– И его.
Время от времени им попадались другие люди. В основном это были такие же молодые пары, как и они. Все знали, что Яблоневая роща – лучшее место для свиданий.
Мне начинает нравиться этот город, вдруг поняла Агния. Разве могла я где–то на родине вот так пройтись рядом с молодым человеком, да и просто с мужчиной? Это было бы невозможно. А здесь при таком стечении разных народов царят совершенно другие нравы. Многие их домашние запреты в Вавилоне либо забываются, либо становятся менее обязательными. Надо выяснить, откуда он родом. Только аккуратно. Как будто мне это совсем и не важно, а просто так – любопытно.
– Ты выбрал это место. Значит, неплохо знаешь город?
– Совсем не знаю. Я здесь недавно. По службе.
– В Вавилоне все либо торговцы, либо солдаты. На лавочника и купца ты не похож.
– Я всадник и служу Дарию.
– Так ты аристократ? – улыбнулась Агния, и в ее глазах заблестели игривые огоньки.
– Род Берхемов – один из старейших в Персии, – гордо произнес юноша.
А ведь правду пишут мудрецы, что первый перс на земле произошел от Персея, сделала неожиданный для себя вывод девушка. Как я раньше этого не замечала. Вот – доказательство. Кайс – прямой потомок Зевса и Данаи. Красивый и величественный как бог. А кто же тогда я? Анромеда? Быть прикованной к скале посередине моря. Как это ужасно! Но быть затем спасенной – так романтично.
– Ах! – воскликнула она, оступившись.
Тропинка давно уже закончилась, и молодые люди шли по траве. Агния рассудила, что в ней вполне могла быть кочка, которую она не заметила. Юноша не сплоховал: стремительно подхватил девушку. Сильная рука обвилась вокруг изящного стана. Его лицо оказалось совсем рядом.
– Больно? – встревожено спросил Кайс.
– Совсем чуть–чуть, – еле слышно отозвалась она.
Еще одно движение. Кто его первым сделал, и не разобрать. Их губы слились, а в головах, когда чуть стих первый ошеломляющий звон, молниями засверкали обрывки мыслей: