Последний факир России
Шрифт:
Бен-Али научил Лон-го заглатывать три разноцветных шарика — красный, чёрный и белый — и показывать зрителям любой из них. Этому помогали «зарубки», сделанные на шариках. Митя чувствовал их языком и безошибочно «выдавал на-гора» требуемое публикой. Заглатывались и разноцветные шёлковые платочки, отмеченные тончайшими узелками, легко распознаваемыми языком.
Шпагоглотателю Лон-го, у которого был расширенный пищевод, ничего не стоило научиться выпивать несколько литров воды и даже керосина с бензином и выпускать эту жидкость струёй в специально подставленный стеклянный сосуд. Пить керосин с бензином было противно. Но законы старого цирка, стремившегося
Прикрывая лицо мокрым полотенцем, чтобы не обжечь губы и брови, старый факир Бен-Али учил Лон-го стремительно выпускать изо рта струю керосина, направляя её на палку, обмотанную паклей. Создавалось полное впечатление, что огненная струя бьёт фонтаном. Также не очень «вкусным» было и заглатывание золотых рыбок и даже крошечных лягушек, которых потом вместе со струёй воды Лон-го научился выпускать изо рта. Этот трюк назывался «человек-аквариум».
Но этого мало. В течение нескольких месяцев, проведённых в Бухаре вместе с Бен-Али, молодой артист научился и другим факирским трюкам. Так, на манеж выносили раскалённую печку и ставили её в центре. Хорошенькие ассистентки, наряжённые в восточные костюмы, опахалами из павлиньих перьев раздували огонь в жаровне и плавили на нём олово. Деревянной русской ложкой Лон-го, словно борщ, зачерпывал олово и как бы случайно проливал несколько капель на мокрый поднос. Капли металла шипели и пузырились. Артист, подойдя к первому ряду партера, чтобы публика могла убедиться, что трюк исполняется без обмана, подносил ложку ко рту и на секунду капал раскалённое олово себе в рот. Секрет трюка состоял в том, что перед его показом факир незаметно для зрителей вставлял за зубы крошечную ванночку, куда и попадал раскалённый металл.
Однажды в Ташкенте какой-то подвыпивший и подозрительно настроенный субъект усиленно придирался к факиру и пытался разоблачить Лон-го, пользовавшегося большим успехом. Этот зритель стал кричать на весь зал, что фокус — не что иное, как шарлатанство и нахальный обман. Он потребовал повторения трюка. Возбуждённая публика загудела, затопала, поддерживая скептика, Лон-го пришлось повторить опыт с раскалённым металлом. Но зритель всё же не унимался, утверждая, что артист якобы проводит незаметную подмену металла воском. Он требовал, чтобы факир вылил несколько капель олова на его, зрителя, ладонь. Лон-го трудно было отговорить разбушевавшегося скептика от его дурацкой просьбы. Но на этом уже настаивал весь цирк. Делать было нечего, предупреждения не подействовали, и Лон-го капнул металл на руку настойчивому зрителю. С диким воплем тот убежал с арены, проклиная и артиста и всю публику. На другой день хозяину цирка пришлось дать солидную взятку полицейскому приставу, чтобы замять этот неприятный инцидент.
Примерно таким же способом исполнялся и трюк с откусыванием от раскалённой железной пластинки заранее подпиленного небольшого кусочка. Факир раскрывал рот, и пластинка попадала на острый маленький гребешок, также незаметно вставленный в зубы. Тут важно было не обжечь губы.
Старый Бен-Али щедро делился с Митей всеми своими секретами. Он показал ему, как демонстрировать «опыты анестезии» — прокалывать в разных местах иглами щёки и надбровье, находя для этого всегда одни и те же участки тела с наименьшей сетью кровеносных сосудов. Прокалывая щёки большим крючком, Лон-го оттягивал их вниз и к каждому крючку подвешивал десятифунтовые гири!
Он проделывал и другие факирские трюки, рекламируемые в афишах «зверствами инквизиции»: голыми ногами прыгал на битом стекле, ложился спиной на доску, утыканную гвоздями. В первом случае факир заранее подбирал и складывал в специальный мешок такие осколки бутылок, острые края которых предварительно стирались. Высыпанные из мешка на лист фанеры и подсвечиваемые прожекторами, стёкла переливались в свете огней и являли собой устрашающее зрелище, когда человек становился на них ногами и даже приплясывал… И ложе из гвоздей, острия которых были искусно затуплены, тоже не доставляло особой радости исполнителю. Но когда худой, поджарый Лон-го ложился на них, то на каждый из этих гвоздей приходилась ничтожная часть
Все эти «чудеса» окутывались таинственностью, специально подобранная музыка и освещение, нарочитая медлительность в подготовке трюка и мгновенность его исполнения, тонкая, продуманная театрализация — всё было рассчитано на то, чтобы усилить «волшебные чары» и могущество факира. Этому способствовали и особая обстановка на манеже, и выразительная пластика всех движений артиста, и десятки поддельных золотых медалей, внушительно красовавшихся на халате. Этими наградами факир якобы был удостоен при дворах различных восточных властителей. И не случайно Лон-го на широковещательных афишах именовался «факиром при дворе шаха персидского, эмира бухарского, хана кокандского, эмира афганского, несравненным доктором магических наук, выдающимся спиритом».
Все эти «титулы», сногсшибательная реклама и, конечно, артистизм, мастерство и ловкость Лон-го способствовали тому, что цирки провинции наперебой приглашали популярного «доктора магии». Выступления «загадочного и таинственного факира» пробуждали нездоровый интерес зрителей, заполнявших провинциальные цирки России и столиц Ближнего Востока, и деньги текли в кассы дельцов.
Но когда всё же порой не было сборов и приходилось выручать хозяина и голодных артистов, не получавших жалованья, то за повышенный гонорар Лон-го демонстрировал свой самый жуткий трюк. По этому случаю в городе расклеивались специальные афиши, и билеты раскупались в течение нескольких часов.
Такие представления обставлялись с особой помпезностью. После большого и разнообразного репертуара, состоявшего из многих факирских трюков, Лон-го показывал свой «коронный», редко исполняемый номер. Перед его демонстрацией на манеж выходил шпрехшталмейстер и в наступившей тишине чётко, театрально-приподнято объявлял: «Факир в могиле».
Во дворе летнего цирка днём вырывали яму метра полтора глубиной и в метр ширины. Вечером, после окончания представления, все зрители выходили во двор и плотным кольцом становились вокруг «могилы», ожидая «погребения». Афиши, украшенные черепом с двумя перекрещенными костями, обещали небывалую сенсацию — чудо знаменитого индийского факира. Под звуки мрачной похоронной музыки целая процессия выходила во двор. Лон-го ложился около своей «могилы», и три ассистента надевали на него халат, обматывая потом белой тканью. Факира осторожно опускали в яму и засыпали землёй. Наиболее рьяные и «требовательные» зрители пытались даже ногами утрамбовать могилу, которую уже и так, правда, больше для вида, утаптывали униформисты. Приглашался врач, из публики выбирались наблюдатели. Они засекали время и ждали тридцать-сорок минут, пока Лон-го не дёрнет бечёвку, давая знать, чтобы его откапывали…
Как же исполнялся этот трюк? Всегда предпочтение отдавалось чернозёмной почве. И когда копали яму, старались вынимать землю большими пластами и комьями. За день они немного подсыхали и затвердевали. Униформисты укладывали комья, оставляя между ними просветы. И когда вечером заваливали землёй «заживо погребённого» факира, комья земли ложились неплотно, оставляя небольшой приток воздуха. Конечно, от Лон-го требовалась длительная тренировка, исключительная сила воли, самообладание для выполнения этого страшного и жестокого опыта. Обычно перед закапыванием Лон-го брал в рот небольшой боб и сосал его, стараясь сосредоточить всё своё внимание и силу для выполнения такого трюка. По сигналу, поданному из могилы, Лон-го быстро откапывали, и он, сохраняя внешне независимый вид, напрягал последние усилия, чтобы раскланяться перед публикой. Его уводили за кулисы, и артист отлёживался два-три дня.
Лет шестьдесят назад в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) Лон-го с успехом показал несколько раз этот жуткий трюк. И, как всегда, отправился отдыхать после неимоверного напряжения. Неожиданно к нему в гардеробную вошёл знакомый борец. Он заявил, что внимательно наблюдал за всей процедурой «погребения» и в ближайшие дни думает повторить её. Дмитрий Иванович стал отговаривать коллегу от подобного эксперимента, советуя ему сначала хорошенько потренироваться и лишь потом попробовать исполнить этот страшный опыт.