Последний фей
Шрифт:
Озвучить вариант альтернативных действий его премудрию не дал испуганный женский вскрик, долетевший оттуда, где несколько минут назад бурлящая гневом и презрением Изабелла неслась навстречу своей судьбе.
– Началось… - провещал и обмяк Агафон.
– Ваше высочество!!! – Люсьен, выпустив из рук кулем осевшего на землю кудесника, вихрем ринулся на звук.
Но расторопный и близкий Лесли у цели был первым: рискуя жизнью, здоровьем[58] и единственным оружием отряда[59] он уже доставал из затянутого ряской бочажка провалившуюся
– Здесь болото, - тонко, но несколько запоздало подметила дочь бондаря, испытующе переминаясь с ноги на ногу на мягко пружинящей и похлюпывающей почве.
Налетевший из ниоткуда порыв ветра всколыхнул и погнал по сонной долине волны высокой жесткой травы.
– Камыши и осока! – с отчаянием, граничащим с паникой, воскликнула принцесса. – Тут до самого замка кругом сплошная трясина!
– Не знал, что ваше высочество может отличить осоку от лебеды, - в ожидании благодарности за спасение смастерил из подручного материала комплимент Лесли.
– Не знала, что вашевысочество считает меня идиоткой, не способной даже на такую малость, - огрызнулась Изабелла, брезгливо вытирая облепленные болотной грязью ладони о подол бального платья, увидеть которому следующий бал уж если и было суждено, то только в роли половой тряпки.
Растерявшись от нежданного оскорбления там, где ожидалась признательность, дровосек обиженно вспыхнул, словно от публичной пощечины, и яростно прикусил губу, будто пытаясь удержать за зубами готовые сорваться возмущенные слова.
Агафон сочувственно поморщился, но тоже промолчал: ради трона люди и не такое каждый день переносят.
Шевалье закаменел лицом…
– А я не знала, что ваше высочествоне знает слова «спасибо»! – неожиданно для себя выпалила и сама изумилась Грета.
– Не твое дело, ведьма! – надменно вскинула голову принцесса, скорее удивленная, нежели возмущенная непредвиденным бунтом на корабле. – А из этой лужи я могла бы выбраться самостоятельно, не надо меня принимать за беспомощного инвалида!
– В следующий раз, когда ваше высочество будет тонуть, не трогай ее, Лес… - дочка бондаря, хоть и в запале негодования, но вспомнила обещание, прикусила язык и поспешила вывернуться: – Не трогай ее, хоть в лесу, хоть на болоте, я хотела сказать!.. И если утопнет – значит, самостоятельно вылезти не могла, и надо было ее спасать!
– Грета… - смущенно пробормотал дровосек, и багровая краска стыда – за прилюдное унижение и за то, что принял защиту от той, кого предал, залила и мучительно исказила его простое и совсем еще недавно честное лицо. – Ну… зачем…
– И ты дурак тоже! – прошипела ему в ухо девушка и сердито отвернулась.
– Что нам теперь делать? – растерянно оглянулся де Шене.
– Это не лечится, если ты это имеешь в виду, дворянин, - фыркнула односельчанка царевича Лесли.
– Нет, я имею в виду…
– И ты что-то
– Нет, - коротко ответил де Шене. – Ваша матушка так никогда бы себя не вела.
Принцесса хватанула воздух беззвучно открытым ртом, будто нужные и ненужные слова вдруг кончились во всем мире, и глаза ее вспыхнули неистовым огнем.
– Да что ты знаешь про мою маму!!! – выдохнула она яростно через несколько секунд. – Ты!!!.. Ты!!!.. Ты!!!.. Деревенщина!!!
– Я имел честь лицезреть ее величество, ваше высочество, - тихо и почтительно проговорил рыцарь. – Десять лет назад. Судьба распорядилась так, что произошло это как раз в тот месяц, когда она… скоропостижно покинула своих поданных и тех, кто был ей дорог. Это была великая королева.
– Ты… ты… ты… Ты ничего не понимаешь!!! – выкрикнула безысходно Изабелла и, будто снова лишившись дара речи, взмахнула в воздухе стиснутыми кулаками.
Если бы ее спутники думали, что это возможно, они бы решили, будто на глазах принцессы блеснули слезы.
– Как скажете, ваше высочество, - послушно склонил голову Люсьен.
– Да, я скажу! Я всем вам скажу! Всем! Вы не имеете никакого права! Вы не можете! Я вам запрещаю! Вам, стервятникам, которым от королевской дочери нужно только...
Заунывный пронзительный вой, словно оплакивавший все невинные души, когда-либо побывавшие в Веселом лесу, донесся вдруг со стороны болота, заглушая последние слова Изабеллы, и люди вздрогнули и очнулись от морока дрязги, вспомнив, где они, зачем сюда пришли и почему собирались уходить.
– Д-да… к-кто… это?.. – непослушными трясущимися губами пробормотал лесоруб, стискивая топорище до онемения пальцев.
– По-моему, земураг, - неожиданно донесся из-за спин усталый, полный обреченной покорности голос студента. – Или чекмарник. Хотя, не исключено, что тернохвост.
– К-какая разница? – нашел в себе силы и громкость де Шене.
– Принципиальная? – со спокойствием человека, уже распрощавшегося с жизнью, уточнил Агафон. – В способе поедания и продолжительности переваривания добычи.
– И… куда… нам теперь?.. – прошептала Грета.
– Обходить по кромке леса, куда еще… Я же говорил…
Оспаривать ни один из фактов спутники его премудрия не стали, и маленький отряд безмолвно взял курс на край зловещей, пропитанной до последнего корешка и листика подвижным угольно-черным мраком стены, по непонятному недоразумению носящей ласковое солнечное название «опушка».
По самой окраине леса пройти не получилось: чахлые корявые стволики деревьев и кустов, отбившихся на свои кроны от старших товарищей и чудом проросших на заболоченной земле, вставали на их пути если и не густой, то всё же непроходимой преградой. И путникам, чтобы обойти и трясину, и ее живую изгородь, пришлось углубиться в лес.