Последний хранитель
Шрифт:
14
Шэнноу наблюдал за состязанием на пистолетах с интересом. Двадцать два участника выстроились шеренгой по краю ровной площадки и стреляли по мишеням с расстояния в тридцать шагов. Мало-помалу число их сократилось до трех. Одним был Клем Стейнер. Стреляли они по глиняным тарелкам, которые подбрасывали высоко в воздух мальчишки, стоявшие справа от площадки. Победителем стал Стейнер и получил свой приз – сто обменных монет – из рук Эдрика Скейса. Толпа начала расходиться, но тут раздался громкий голос Скейса:
– Сегодня здесь
В толпе послышались приветственные хлопки. Шэнноу стоял молча, стараясь подавить нарастающий гнев.
– Подойдите сюда, менхир Шэнноу, – позвал Скейс, и Шэнноу подошел к площадке. – Победитель нашего состязания Клемент Стейнер полагает, что заслужит свой приз, только если одержит верх над самыми искусными соперниками. А потому он возвращает приз, чтобы помериться искусством с Иерусалимцем. Толпа одобрительно взревела.
– Вы принимаете вызов, Йон Шэнноу? Шэнноу кивнул, снял куртку и шляпу, повесил их на жердяную ограду площадки, а потом достал пистолеты и проверил их. Стейнер встал рядом.
– Вот теперь они увидят настоящую стрельбу! – сказал молодой человек и вытащил пистолет. – Предпочтешь начать первым? – Шэнноу покачал головой. – Ну ладно. Бросай, малый! – крикнул Стейнер, и в воздух взвилась большая тарелка. Вслед за треском выстрела она разлетелась на черепки в верхней точке своего полета. Шэнноу взвел курок и кивнул мальчику. Взлетела новая тарелка, и пуля Шэнноу раздробила ее. Тарелки одна за другой разбивались вдребезги, пока Иерусалимец наконец не сказал:
– Так может продолжаться до вечера, малый. Попробуй две.
Глаза Стейнера сощурились.
Рядом с первым мальчиком встал второй, и воздух прочертили две тарелки. Стейнер разбил первую, но вторая разбилась от удара о землю.
Шэнноу занял его место, и обе тарелки рассыпались осколками.
– Четыре! – крикнул он. Толпа замерла, глядя, как к двум мальчикам подходят еще два. Шэнноу взвел курки обоих пистолетов и сделал глубокий вдох. Потом кивнул мальчику, и следом за тарелками взметнулись его пистолеты. Выстрелы раскатились громом, и три тарелки разбились в начале дуги. Четвертая уже падала, как камень, когда ее настигла четвертая пуля. Под оглушительные аплодисменты Шэнноу поклонился толпе, перезарядил пистолеты и убрал их в кобуры. Надел куртку и шляпу. И взял у Скейса свой приз.
Скейс улыбнулся.
– Мне жаль, мистер Шэнноу, что вам это особого удовольствия не доставило, но никто тут не забудет вашего искусства.
– Монеты будут не лишними, – сказал Шэнноу и обернулся к Стейнеру. – По-моему, нам следует поделить приз, – предложил он. – Ведь ты много ради него потрудился.
– Оставь себе! – огрызнулся Стейнер. – Ты его выиграл. Но это еще не доказывает, что ты лучше. Это нам еще предстоит решить.
– Решать нечего, менхир Стейнер. Я могу разбить больше тарелок, но вы успеваете выхватить пистолет и метко выстрелить много быстрее.
– Ты знаешь, о чем я, Шэнноу. О том, чтобы как мужчина с мужчиной.
– Даже и не думай об этом, – посоветовал Иерусалимец.
Почти наступила полночь, когда Брум наконец позволил Бет уйти из «Веселого паломника». Утренний праздник затянулся до вечера, и Брум не хотел закрывать харчевню, пока в нее еще могли заглянуть припозднившиеся гуляки. О детях Бет не беспокоилась – Мэри, конечно, отвела Сэмюэля в фургон и покормила его ужином – но ей было жаль, что вечер она провела не с ними. Они растут так быстро! Она прошла по темному тротуару и сделала три шага через улицу. Из глубокой тени дома появился человек и преградил ей путь. К нему присоединились еще двое.
– Ну-ну, – сказал первый, чье лицо было укрыто от лунных лучей полями шляпы. – Да никак это потаскушка, которая прикончила беднягу Томаса.
– Его прикончила собственная дурость, – возразила она.
– Н-да? Но ты-то предупредила Иерусалимца, скажешь, нет? Так сразу к нему и побежала? Спишь с ним, сука?
Кулак Бет врезался ему в подбородок, и он зашатался. А она ударила его левой и сбила с ног. Он попытался подняться, но она добавила ему ногой под подбородок.
– Еще вопросы? – спросила она и пошла дальше, однако на нее прыгнул другой и прижал ее руки к бокам. Она попыталась вывернуться, ударить его коленом, но третий ухватил ее за ноги, и она повисла в воздухе.
Они потащили ее в проулок.
– Вот поглядим, чем ты такая особенная! – пробурчал один.
– Я бы воздержался, – произнес мужской голос, и нападавшие уронили Бет на землю. Она вскочила и увидела, что посреди мостовой стоит Пастырь.
– Не суй свой паршивый нос не в свое дело, – заорал один, а второй вытащил пистолет.
– Мне не нравится смотреть, как кто-то из братьев так обращается с достойной женщиной, – сказал Пастырь. – И мне не нравится, когда в меня целятся из пистолетов. Это невежливо. Идите-ка с миром.
– Думаешь, я тебя не прикончу? – спросил пистолетчик. – Раз ты ходишь в черном балахоне и бормочешь про Бога? Да ты мразь, и ничего больше. Мразь!
– Я просто человек. А люди не ведут себя, как вы. Только тупейшие животные ведут себя так. Вы грязь. Вредные твари! Вам не место в обществе цивилизованных людей.
– Ну, хватит! – крикнул его противник, вскидывая пистолет и держа большой палец на спуске. Рука Пастыря появилась из складок одеяния, и его пистолет оглушительно рявкнул. Пуля ударила в грудь пистолетчика с такой силой, что опрокинула его, и тут же вторая пуля размозжила ему череп.
– Господи Иисусе! – ахнул его товарищ.
– Поздновато для молитв, – сказал Пастырь. – Ну-ка подойди, покажи свое лицо. – Тот, спотыкаясь, подошел. Пастырь поднял руку, снял с него шляпу, так что на его лицо упал лунный луч. – Завтра придешь на луг и будешь помогать мне строить мою церковь. Не так ли, брат? – Дуло пистолета прижалось к его подбородку.
– Как скажете, Пастырь.
– Отлично. А теперь убери труп. Нельзя, чтобы утром его здесь увидели дети.
Он подошел к Бет. – Как вы себя чувствуете, сестра?