Последний император Николай Романов. 1894–1917 гг.
Шрифт:
Среда 30 января. – Сегодня очередь хорошего взвода 4 полка. Государь и дети провели несколько часов с солдатами в караульном помещении.
Суббота 2 февраля. – 23° ниже нуля по Реомюру. Мы с князем Долгоруковым поливали сегодня ледяную гору. Мы принесли тридцать ведер. Было так холодно, что вода замерзала, пока мы ее носили от крана в кухне до горы. Наши ведра и гора, дымились“. С завтрашнего дня дети могут кататься с горы.
Понедельник 4 февраля. – Говорят, что градусник показывал сегодня ночью больше 30° мороза по Реомюру (37° по Цельсию). Ужасный
Среда 6 февраля. – Оказывается, что по почину 2 полка солдаты решили, что комиссар Панкратов и его помощник Никольский должны оставить свои должности.
Пятница 8 февраля. – Солдатский комитет сегодня днем постановил заменить Панкратова комиссаром из большевиков, которого выпишут из Москвы. Дело становится все хуже и хуже. Оказывается, что состояние войны между советской Россией с одной стороны и Германией; Австрией и Болгарией с другой – прекратилось. Армия распущена, но мир еще не подписан Лениным и Троцким.
Среда 13 февраля. – Государь объявил мне, что вследствие демобилизации несколько сроков призыва отпущено по домам. Все старые солдаты, самые лучшие, таким образом от нас уйдут. Государь этим, по-видимому, сильно озабочен; эта перемена может иметь для нас очень неприятные последствия.
Пятница 15 февраля. – Некоторые солдаты уже уехали. Они приходили тайком проститься с Государем и Царскою семьей.
За вечерним чаем у их Величеств генерал Татищев выразил свое удивление при виде того, насколько тесно сплочена и проникнута любовью семейная жизнь Государя, Государыни и их детей. Государь, улыбаясь, взглянул на Государыню:
– Ты слышишь, что сказал только что Татищев?
Затем с обычной своей добротой, в которой проскальзывала легкая ирония, он добавил:
– Если вы, Татищев, который были моим генерал-адъютантом и имели столько случаев составить себе верное суждение о нас, так мало нас знали, как вы хотите, чтобы мы с Государыней могли обижаться тем, что говорят о нас в газетах?
Среда 20 февраля – Государь объявил мне, что немцы взяли Ревель, Ровно и проч. и что они продолжают продвигаться по всему фронту. Видно, что он глубоко огорчен.
Понедельник 25 февраля. – Полковник Кобылинский получил телеграмму, извещающую его, что с 1 марта „Николай Романов и его семейство должны быть переведены на солдатский паек, и что каждый из членов семьи будет получать по 600 рублей в месяц, отчисляемых из процентов с их личного состояния“. До настоящего времени все расходы оплачивались государством. Придется, следовательно, вести хозяйство всего дома на 4200 рублей в месяц, раз семья состоит из семи человек.
Вторник 26 февраля. – Ее Величество просила меня помочь ей вести счета и установить бюджет семьи. У нее остаются некоторые сбережения за счет денег, которые она получала на свои туалеты.
Среда 27 февраля. – Государь, шутя, объявил нам, что раз все назначают комиссии, он тоже назначит комиссию для ведения дел общежития. Она будет состоять из генерала Татищева, князя Долгорукова и меня. Мы „заседали“ сегодня днем и пришли
Пятница 1 марта. – Вступление в силу нового распорядка. С сегодняшнего дня масло и кофе исключаются из нашего стола, как предметы роскоши.
Понедельник 4 марта. – Солдатский комитет решил разрушить ледяную гору, которую мы соорудили (это было такое большое развлечение для детей!), – потому что Государь и Государыня входили на нее, чтобы смотреть оттуда на отъезд солдат 4-го полка. – Ежедневно делаются новые придирки, теперь уже, как в отношении окружающих, так и самой Царской семьи. Уже давно мы не можем выходить иначе, как в сопровождении солдата; вероятно урежут и эту последнюю долю свободы.
Вторник 5 марта. – Солдаты пришли вчера, как злоумышленники – они отлично чувствовали, что делают низость, – чтобы разломать кирками ледяную гору. Дети в отчаянии.
Пятница 15 марта. – Горожане, осведомленные о нашем положении, доставляют нам различными способами яйца, сласти и печенья.
Воскресенье 17 марта. – Сегодня воскресенье на масленице. Все в полном веселье. Под нашими окнами проезжают туда и обратно сани. Звон колокольцов, бубенчиков, звуки гармоник, песни… Дети грустно смотрят на всех этих веселящихся людей. С некоторого времени они начинают скучать, и их тяготит их заключение.
Они ходят кругом двора, окруженного высоким сплошным забором. С тех пор, как их гора разрушена, их единственное развлечение – пилить и рубить дрова.
Наглость солдат превосходит все, что можно вообразить; ушедших заменили молодыми, у которых самые гнусные замашки.
Их Величества, несмотря на жгучую тревогу, растущую со дня на день, сохраняют надежду, что среди верных им людей найдется несколько человек, которые попытаются их освободить. Никогда еще обстоятельства не были более благоприятны для побега, так как в Тобольске еще нет представителя правительства большевиков. Было бы легко, при соучастии полковника Кобылинского, заранее склоненного в нашу пользу, обмануть наглый и в то же время небрежный надзор наших стражей. Было бы достаточно нескольких энергичных людей, которые действовали бы снаружи по определенному плану и решительно.
Мы неоднократно настаивали перед Государем, чтобы держаться наготове на случай всяких возможностей. Он ставит два условия, которые сильно осложняют дело: он не допускает ни того, чтобы семья была разлучена, ни того, чтобы мы покинули территорию Российской Империи.
Государыня говорила мне однажды по этому поводу:
– Я ни за что на свете не хочу покидать Россию, так как мне кажется, что, если бы нам пришлось уехать за границу, – это значило бы порвать последнюю нить, связывающую нас с прошлым; мне кажется, что это прошлое погибло бы безвозвратно.