Последний из Бессмертных (Ответный удар)
Шрифт:
– Убирайся!..
– Господин, – тот не испугался гнева хозяина, а, напротив, приблизился. – Я видел. Когда старик сидел и смотрел в туманное зеркало.
– Что ты видел? – раздраженно спросил ганианец.
– Я учился. Знаю, как читать карты. Там было изображение пустыни, города, скал и еще точка. Яркая, мигающая точка, господин.
Файзулло молча включил кибстек. В туманной сфере голографического монитора возникла рельефная карта окрестностей Ганиопорта.
– Где?
– Вот тут, господин. – Палец телохранителя
– Хорошо. Собери людей. Нужно все проверить. Немедленно. – Файзулло еще находился под впечатлением событий и, похоже, не собирался внимать предупреждению хараммина. – Я сам возглавлю отряд.
В отличие от Файзулло, хараммин не стремился торопить события.
Ненависть к людям действительно клокотала в нем, но Гоур научился действовать осторожно.
С тех пор как ему пришлось бежать, покинув полуразрушенное Сердце Харма, многие из давно позабытых чувств возродились в его душе.
Больше не будет реинкарнаций. Если он погибнет, то навсегда.
Думать о таком исходе было невыносимо. Скуку вечного существования сменил страх, жуткий, панический страх смерти.
Гоур не знал, благодарить или же проклинать судьбу за свое чудесное спасение. Других членов Квоты Бессмертных постигла иная участь – большинство из них погибло, кто во время атаки на Элио, другие позже в Сфере Дайсона, третьих поглотила пучина О’Хара, где Семьи расы инсектов давно копили недовольство, а после падения Вуали логрианских устройств решились на открытый бунт против исконных хозяев скопления.
Он выжил.
Несколько лет спустя, вернувшись в Сердце Харма, Гоур с немалым удивлением обнаружил, что люди не уничтожили великий город, не тронули харамминов из низших каст, они лишь прорвались к залу реинкарнаций и изъяли все кристаллы лжелогриса, лишив тем самым Квоту Бессмертных оплота своего могущества.
Теперь ему приходилось тщательно обдумывать каждое действие. Прошли те времена, когда Гоур мог запросто шагнуть под пулю, из скуки или потому что его тело начало дряхлеть. Тогда он был уверен, что спустя небольшой промежуток времени очнется в Сердце Харма.
Теперь любая неосторожность несла пугающую окончательность.
Гоур вновь учился бороться за жизнь. Беспощадное время стало его врагом, он все сильнее ненавидел существ, разрушивших вечность для избранных, возродивших Логрис и вернувших силу закону, провозглашенному логрианами почти три миллиона лет назад.
Конечно, знания и опыт вечного существования не исчезли из сознания Гоура. Он по-прежнему оставался циничным, трезвым и расчетливым, но возможность реализации планов мщения, что вынашивал его рассудок, в создавшемся положении оказалась ничтожно мала.
Инсекты и логриане, обслуживавшие исполинский город, находясь на положении рабов, были освобождены людьми и покинули планету. Немногие из харамминов, не принадлежавших к Квоте Бессмертных, сами влачили жалкое существование на руинах былого величия.
Как ни горько было признать, но его народ за миллионы лет безграничного владычества утратил все достижения собственной цивилизации, им незачем было развиваться, когда в распоряжении любого хараммина всегда находилась изобретательность логриан и рабская покорность орд инсектов.
«Но мы были цивилизацией, имели свои достижения, – размышлял Гоур. – Пусть все происходило очень давно, еще до нашествия предтеч, но…
Но где искать наследие собственного прогресса, если с той далекой поры не сохранилось ни одного пригодного к эксплуатации устройства, созданного руками харамминов?»
Пережив период отчаянья, он начал искать ответ на мучившие его вопросы. Годы, проведенные в древних библиотеках Сердца Харма, едва не свели его с ума – за истекшие миллионы лет там накопилось столько плевел, относящихся к кичливой, безрассудной, жестокой эпохе Квоты Бессмертных, что среди них только безумец мог бы пытаться отыскать зерна истины, свидетельствующие о великом прошлом цивилизации харамминов.
Чем больше документов просматривал Гоур, тем отчетливее понимал – безраздельная власть и бесчисленные реинкарнации превратили членов Квоты в самых настоящих скучающих безумцев, уже не управлявших скоплением, а всего лишь забавлявшихся судьбами планетных цивилизаций.
Впрочем, истина эта ничуть не умаляла ненависть Гоура к людям.
Шли годы, его тело постепенно начало стареть, подкравшаяся немощь еще более укрепляла его неистовое желание жить, превращая мщение в навязчивую идею.
В пустыне нет дорог.
Десять песчаных вездеходов прокладывали путь через барханы, вслед им, отставая, медленно продвигались, выбрасывая из-под ребристых колес центнеры песка, три боевые машины космодесанта.
Файзулло обладал достаточным весом и влиянием среди верхушки кланов, чтобы проводить на Ганио собственные, не согласованные ни с кем операции, тем более если дело касалось безжизненных пространств на удалении почти в тысячу километров от Ганиопорта.
Двое суток колонна, поднимая клубы пыли, пробивалась через пустыню.
Файзулло не хотел привлекать внимания сородичей и потому не воспользовался летательными аппаратами. Шлейфом пыли в пустыне никого не удивишь, а вот приготовление десятка флайботов вызвало бы интерес со стороны других наемников.
– Рашид, долго еще мы будем тащиться по пустыне?
Ганианец, который указал эмиру точку на карте, заметно нервничал. Одно дело – ткнуть пальцем в пространство, и совсем другое – привести конвой к указанному месту. Он уже десять раз успел пожалеть о проявленной инициативе, но упрямо делал вид, что все под контролем.