Последний из Двадцати
Шрифт:
Воображение, словно взбесившись, норовило нарисовать ему жуткие картины тех омерзительных игрищ, которые затеет бесовья мать, стоит ему проиграть.
Проиграть…
Бесовьи матери никогда не предложат сыграть, если не уверены в собственной победе. Эта же не просто верила в свою победу — знала. Любой чародей превращался в обычного человека в глубинах преисподней. И дёрнуло же его провернуть тот фокус? Следовало прогнать лишь придорожных бесов и ехать дальше — Храпуны были в двух часах неспешного шага! А теперь ему грозит стать меньше в пару десятков раз, и развлекать бесовку с мыслями и поведением капризного подростка…
Призрак
Не дрейфь, велел старик. При плохой карте спасает холодная голова. Уж что-нибудь, да придумаем! Рун отчаянно цеплялся за его слова, как за последнюю надежду.
Мастер Рубера общего оптимизма не разделял, впрочем, как и не поддавался панике. Паника, говорил он, последнее, что сразу же бывает перед смертью. Лучше не слышать песнь этой сирены и идти дорогой смелых. Парень кивнул, соглашаясь с ним. Сомнения же грызли его душу, подтрунивая над тем, что сегодня дорога смелых, отчего-то, решила вести идущего прямо в исподнее дьяволицы…
— Меньше слов, — вставая проговорил чародей, разом смахнув с себя неуверенность, перехватывая инициативу в свои руки. Бесовка неловко, будто испуганно попятилась. — Что за игру ты собираешься мне предложить?
— О, ты столь нетерпелив, колдунчик? — Руну на миг показалось, что у него получилось — и её собственная вера в собственную победу пошатнулась. Правила, напомнил ему Мяхар. Проигранец никогда не предложит игры, в которой его нельзя победить. Будет мухлевать, жульничать и блефовать — ведь если ты не сумел поймать его на шельмовстве, правила не нарушены.
— Но ты прав! Мне уже не терпится показать тебе всю твою — и его! — ничтожность на моём фоне.
Бесовка хищно оскалилась в усмешке, резко развернулась. Поляна за её спиной, где мгновение назад цвела трава тотчас же обратилась почти пустым полем. Змеёй вдруг заворошились крохотные края проступающих из под земли стен.
— Что это?
— Замок. Ты играл когда-нибудь в замок?
Глаза нечистой озорно заблестели. Рун лишь кивнул в ответ. Детская игра родом из Вирании — кто её тогда привёз? Парень не помнил. Помнил лишь, как у него раз от разу чесались руки раскладывать лист, выстраивать из каменных блоков стены будущего лабиринта. Делать это при помощи магии было интересней — всякий раз получалось что-то новое и необычное. Герои. Карточки комнат. Сокровища. Почти без волшебства, чуть ли не на своей кровати можно было разыграть настоящее приключение!
— Вижу, что играл. Значит, правила уже знаешь.
Последний из Двадцати вновь кивнул. Всё просто — нужно было вырваться из замка, полного чудищ, ловушек и совершенно неожиданных встреч. Всё просто, когда играешь в это в своих покоях с вредной, но симпатичной девчонкой-соседкой.
Бесовка на такую походила меньше всего.
Разум бушевал, закусил удила призрак старого Мяхара. Старик привык раскинуть картишки, ухмыльнуться, подмигнуть самой удаче — и вытащить её за хвост прямо из лап завывающих от обиды проигранцев. Ведь если они не заметили шельмовства, так значит им тут и не пахло. С замком совсем иное дело — детская настольная игра. Руну казалось, что призрак чародея вот-вот хрипло проговорит, что это — не по правилам…
Бесовка будто читала их мысли, наслаждаясь замешательством, смотрела как юный
Рун нехотя смотрел, как возносятся крохотные фонтаны, в нишах стен появляются пылающими спичками неведомой силой зажжёные факелы. Тут и там, словно грибы после дождя, растут кукольные кровати, столы и стулья. Высится трон в тронном зале — комнате, с которой начинают все игроки. Особняком торчала арена — место, куда швыряли игральные кости. Он посмотрел на Ска — механическая кукла была бесстрастна, словно давая ему понять. что он сам загнал себя в эту ловушку, а она… она не знает, что делать дальше, кроме как сканировать вся и всё вокруг себя.
Чародей всеми фибрами души чуял затаившийся в глубине жёлтых глаз бесовки подвох. Тот и в самом деле не заставил себя ждать. Подвох ширил и без того уже некрасиво широкую улыбку бесовки. Она схватила его за руку, дёрнула на себя — бросившаяся ему на помощь Ска врезалась лишь в непроницаемую стену.
Юного чародея охватило головокружение, но уже через мгновение он понял, что сидит на огромной ладони бесовьей матери. Та склонилась к нему так, будто готова была проглотить. Ей не нужна была даже магия, чтобы одарить его размерами жука.
— Ты смотришься таким милым, мой маленький колдунчик. Миленьким, маленьким и… жаль, что ещё не до конца моим. Не бойся, я это быстро исправлю.
— Это не по правилам! — Рун выкрикнул, взмахнув руками. Ужас ещё только раскрывал глаза, пробуждаясь ото сна, а уже успел нагнать понимания того, что бесовке достаточно лишь сжать кулак, чтобы последний из Двадцати стал лишь кровавым пятном.
— Правила ничего не говорят о том, какого росточка должен быть игрок. — бесовка извивалась, стоя на одном месте. Все же попытки Руна встать на ноги напротив были обречены. Его швыряло из стороны в сторону, будто в жутчайший из штормов. Перед глазами всё тряслось — бьющаяся о невидимую стену Ска казалась бесконечно далёкой. Из последних сил он хватался — то за мизинец, то за большой палец, обхватывая их обеими руками.
Чертова сука! На языке юного чародея поселилась с сотню проклятий. Наверняка, что-то подобное ей же кричали и все остальные.
Она перехватила его пальцами за шкирку, словно нашкодившего котёнка — ещё никогда Рун не чувствовал себя столь жалко и унизительно. Из головы, будто назло, не выходил несчастный купец, который, наверняка, испытывал что-то подобное.
— Не пугайся, мой маленький колдунчик! Я решила немного поднять ставки. Знаешь, что будет забавно? Если тебя проиграет твоя же собственная кукла. Вещь… превратит тебя в мою вещь. Что скажешь?
Рун ничего не сказал. Мастер Рубера, сумевший удержать самообладание, охолонил его и заставил замолкнуть — что проку пищать злословия, если тебя никто не услышит и не послушает?
Стена перед Ска вдруг хрустнула, едва не разлетевшись осколками. Автоматон готова была драться за своего господина, каким бы он ни был. В стеклянных глазах бушевал шторм подгружающихся боевых протоколов.
— Прикажи ей играть!
Бесовка встряхнула его — он бессильно закачался в её хватке. Будто соревнуясь в паскудности происходящего, затрещала рубаха на спине. Встряхни его капризная великанша ещё раз и…