Последний конунг
Шрифт:
Беора настороженно всматривалась в мое лицо, пока мы объезжали ручейки спешивших по улицам людей.
— Куда-то торопимся?
— Немного.
— И даже не заедем в рощу? — удивилась девушка. Прогулка в роще после молитвы была одним из немногих ее развлечений. Но сегодня было прохладно, а принцесса оделась слишком легко.
— Лучше в другой раз.
Беора остановила коня и обернулась, а ее взгляд хлестнул меня огнем.
— Что стряслось?
Ладно. Такие новости лучше сообщать в приятной обстановке. Может, в роще разговор
— Хорошо, поедем через рощу, — вздохнул я и знаком показал монахам и хускарлам немного отстать от нас.
Мы проехали мимо старенького кладбища с покосившимися деревянными и каменными столбами — так местные обозначали места захоронения своих покойников. Отсюда до крепости было рукой подать, но Беора любила отдаленную рощу.
Я ненавидел приносить плохие новости. Особенно тем, кто мне нравился. А Беора нравилась мне своей проницательностью, острым умом и... чего таить, все остальное тоже было при ней. Даже ее несносный характер почему-то казался мне интересным.
— Хинрик, ты начинаешь меня пугать. Пришли новости из моего дома?
Я покачал головой.
— Нет. Но, насколько я знаю, твой брат в добром здравии.
— Еще бы! Что же ему сделается, — сварливо отозвалась девушка. — Веришь-нет, но иногда мне кажется, что он даже был рад наконец-то понадежнее от меня избавиться. Думал, если выдаст меня замуж, остальные... смирятся.
— О чем ты?
— Сам знаешь, о чем. Некоторые олдермены предпочти бы видеть на троне меня, хоть это и против традиций. Оффа тоже будет тянуть с выкупом, поверь мне. Мечи сейчас дороже моей головы.
— А репутация? Что же он за король, что позволит держать в плену свою сестру?
Беора широко улыбнулась.
— Именно поэтому он все еще и не забыл обо мне, Хинрик. Только по этому.
Странно. Мне говорили, что Оффа и Беора были близки. А теперь выяснилось, что младший братец видел в сестре соперницу. Интересно, много ли было тех, кто предпочел бы видеть на троне Мерглума Беору? Если их окажется достаточно, это может немного изменить планы. Если Скегги женится на законной королеве... Что ж, с этим придется считаться всему острову.
Погруженный в размышления, я отстал, а девушка уехала дальше.
— Хинрик! Иди сюда!
Я направил коня вперед по тропе на зов Беоры. Темно-красный плащ пленницы почти затерялся среди темной листвы падуба.
Отец Велстан переглянулся с молчаливым бородачом Кеддой.
— Не нравится мне, что ты так легко ее отпускаешь, начертатель, — сказал ученый муж, поравнявшись со мной.
Я лишь пожал плечами.
— Тебе не угодишь. Сперва вы обвиняли нас в жестокости, ибо мы посадили вашу леди под замок. А сейчас, когда она доказала свое благоразумие и заслужила немного свободы, ты снова недоволен.
Я часто сопровождал пленницу и ее монахов на службу. Стараниями отца Велстана за минувшую зиму мне удалось кое-как подучить древний веалльский язык, на котором говорили и
Снег в роще наконец-то начал таять и обнажил жухлую прошлогоднюю траву. Тысячи ручейков стекались в только вскрывшиеся лесные реки, наполняя весь лесок веселым журчанием. Оживились и птицы — синицы летали, подъедая остатки ярких зимних ягод.
— Мы отошли слишком далеко от храма. Беора не знает этих мест, — не отступал Велстан. — Заблудится.
— Не успеет.
Я ударил пятками по бокам коня, заставляя гнедого ускориться. Тропа здесь была узкая — двое всадников не разъедутся. Да и остролист так разросся, что постоянно цеплялся за одежду.
— Беора! — позвал я. — Погоди.
Кажется, она все же услышала меня и остановилась.
— Хинрик! — громким шепотом позвала принцесса. — Иди сюда! Только тихо.
Я заметил ее и спешился. Гнедой недовольно фыркнул, но послушно пошел за мной. Беора привязала коня к дереву и склонилась над чем-то в корягах.
— Что там? — спросил я, подойдя ближе.
— Тсс! — она отстранилась, пропуская меня ближе. — Смотри.
Возле корней, раскинув крылья в неестественной позе, лежал обессиленный беркут.
— Проклятье!
Беора непонимающе на меня уставилась.
— В чем дело?
Но я уже ее не слышал. Присел на корточки возле птицы, постарался бережно осмотреть. Лишь бы не Конгерм. Фетч давно не показывался, но и я задержался на Эглинойре — мы условились, что дух перезимует в родном Бьерскогге и вернется ко мне весной. Зимние дни летели бесконечно одинаково, и в какой-то момент я почти позабыл о нашем уговоре — в Омрике было чем заняться.
— Он ранен? — встревоженно спросила Беора. — Хинрик...
— Погоди.
Я все-таки смог перевернуть птицу. Тяжелым он был, этот орел.
— О боги...
Крыло птицы было пробито стрелой. Как, черт возьми, они умудрились подстрелить такую громадину? Я склонился над стрелой...
— Стрела чужая, — сказала Беора. — Видишь, тесьма. Это цвета Лумленда.
— Проклятье...
— Это значит....
— Тихо!
Беркут распахнул огромные желтые глаза и уставился на меня. Это точно был он, Птичий царь. Но почему он оказался ранен? Как вообще он мог позволить себе схватить стрелу...
А еще он не мог говорить. И не мог превращаться. Но я отчетливо чувствовал, что это был мой фетч.
— Арнгейл, — обратился я к нему по истинному имени. — Что случилось?
Я пытался сосредоточиться, пробиться к нему мысленно, но... Нет. И лишь затем увидел, что привязанные к лапе мешочки с землей оказались пусты. Он выбился из сил.
Беркут приоткрыл клюв, словно в немом крике. Опасность!
— Хинрик, нужно его забрать...
Что-то темное скользнуло среди деревьев со стороны реки, там, где начинались приграничные земли — словно тень животного. Или не животного?