Последний корабль в Бессмертные земли
Шрифт:
Учёный астролог вовсю размахивал руками, демонстрируя своё изобретение — медный шарообразный кувшин на деревянной подставке с круглой выемкой. Владыка с усмешкой разглядывал и изобретение, и изобретателя.
— Ты всё время будешь отвлекать меня по пустякам, Варбур?
— Какие же это пустяки, о Владыка? — От обиды у звездочёта даже оттопырилась нижняя губа. — Вдруг тебе не понравится или замечания какие… Потом, как зальём эти снаряды, поздно будет…
— Нет у меня никаких замечаний, кроме одного — эта отрава должна сработать. Всё остальное на твоё усмотрение, хоть из ослиных шкур бурдюки применяй. Не сработает — с тебя шкуру спущу, как с дохлого осла. Всё понял?
— Д-да, о Владыка, — осознал наконец истинную меру ответственности учёный.
— Работай!
Покинув лабораторию, наполненную миазмами, Герхем постоял, несколько раз вдохнув полной грудью. Там, в Гиамуре, уже вовсю льют ледяные дожди. И в руинах Архона тоже наверняка пузырятся лужи. Здесь, в Сидомме, холодов не бывает почти никогда, и зима самое лучшее время — нет зноя и роёв наглых мух, норовящих залететь прямо в рот. И великая река Хаппа ровно несёт воды к северному морю…
— К литейщикам! — скомандовал Владыка, садясь в носилки. Да, мастера-медники его сегодня порадовали. Шесть орудий уже отлиты и поставлены на колёса, и готовится ещё два, на весь запас бронзы, наработанной за время войны. Итого будет двадцать. Таким образом, перевес гиамурского борова в огненных трубах сведён к нулю.
Герхем усмехнулся. Если Варбур успеет — а он, похоже, успевает — Гиамуре осталось жить от силы месяц. Возможно, меньше. Хорошо бы управиться где-то к зимнему солнцевороту. Может, не ждать эти последние орудия? Тогда в поход можно выступить уже завтра. Нет, послезавтра, для верности…
Владыка помрачнел. Гарнизон доблестного Гаура потерял почти половину из десяти тысяч, и мор до сих пор не стих. Да, это проблема. В любом случае войну следует закончить как можно скорее, иначе… Нельзя медлить.
Орудие дёрнулось назад, изрыгнув облако огня и белого дыма, и тысячи сверкающих на солнце хрустальных осколков со свистом улетели прочь.
— Плохо. — Верховный жрец извлёк из ушей восковые пробки, которые теперь всегда применял при орудийной стрельбе. Не хватает ещё получить тугоухость… — Третий сосуд не выдерживает. Надо думать. Может, сделать стенки потолще?
— Да куда уже толще, — развёл руками мастер-стеклодув, готовивший изделия. — И так в три пальца стекло.
— Ну, значит, придётся сделать в четыре пальца. Или заняться самим стеклом, изменить рецептуру… Короче, хватит на сегодня. Все свободны!
Кланяясь Верховному жрецу, народ начал рассасываться. Киллиан вытер руки тряпкой. Ещё и с рецептурой стекла возиться придётся…
Всё последнее время юношу не покидало странное ощущение. Будто бы он раздвоился. Тело, как и положено, двигалось, отдавало приказы и выслушивало доклады… Занималось стеклянными шарами, способными вместить Дыхание Смерти и при этом ещё выдержать выстрел из орудия. Самой отравой тоже приходилось заниматься — после того, как скоропостижно скончался храмовый казначей, приставленный следить за процессом. И ещё трое храмовых прислужников… Киллиан усмехнулся, вспомнив лицо Урбе, осознавшего, сколь велико оказанное ему доверие. Все отговорки насчёт занятости были безжалостно отметены Верховным жрецом. Все заняты, всем некогда. Никому иному доверить это дело невозможно, поскольку тайна изготовления известна только им двоим. Когда заниматься казначейскими делами? Ночами, вместо сна, когда же ещё?
На войне как на войне. Интриган напоролся на своё же открытие. Понятно, очень непросто уследить за сложным химическим процессом, не выспавшись толком… Очень жаль отца казначея. Кто теперь будет заниматься финансами?
— Носилки готовы, мой господин, — поклонился храмовый служитель.
— Хорошо.
Носильщики размашисто шагали, экипаж чуть покачивался на бамбуковых шестах. Вот у Повелителя рабы-носильщики обучены шагать не в ногу, и носилки будто плывут над землёй… Какие глупости лезут в голову. Об этом ли надо думать? Ведь он сейчас увидит ЕЁ!
Да, он раздвоился. И уже мёртвая душа явила чудо. Так иногда оживает в воде высохшая палочка, давая зелёный росток. Да, его душа утонула в этих невероятных глазах. И он рад этому.
Гиамура должна быть разрушена. И все погибнут. Слишком много зла скопилось в этом городе, чтобы он мог жить дальше. Пророчество исполнится, судя по всему, в эту зиму. И никто не станет жалеть…
Но есть одно существо, спасти которое необходимо. Любой ценой. Потому что эта девушка, остроухая нелюдь, должна жить. Жить долго, жить тысячи лет. Смерть самого Киллиана вполне естественна. И заслуженна, чего уж там. А она не может, не должна умереть.
Потому что он любит её.
Холодный ветер рябил свинцовые лужи на раскисшей дороге. Деревья, имеющие обыкновение сбрасывать листву при наступлении холодов, густо украсили ветви жёлтым и багряным, и только жёсткие листья финиковых пальм, не боящиеся ночных заморозков, колебались под порывами северного ветра. Меньше месяца осталось до зимнего солнцеворота… Увидит ли нынче тот день великий город, как и отражение его?
— Дорогу Верховному жрецу Гиамуры!
Стража у городских ворот почтительно взяла «на караул», пропуская носилки. Люди на улицах низко кланялись, провожали глазами паланкин. Весь город уже был наслышан о новом грозном оружии, медных трубах, бьющих огнём, и судьба Архона тоже была всем известна. Поэтому тяжкое уханье, доносившееся с полигона, горожане слушали, раздувая ноздри и хищно скаля зубы. Вот и у нас тоже есть это страшное колдовское оружие! Не спят жрецы в Храме, и молодой Верховный жрец не просто так торчит на верхней площадке Пирамиды Солнца, каждое утро возвещая начало нового дня… Слава жрецам! Слава Повелителю, Бесподобному и Могущественнейшему! Слава великому городу Гиамуре!
Носильщики, тяжело дыша, опустили носилки перед вратами Дворца, уже распахивающимися перед высоким гостем. Дальше следовало идти пешком, согласно этикету — никто из живущих не имел права въезжать во Дворец Повелителя, кроме него самого.
— Долгого здравия тебе, о Мудрейший! — Церемониймейстер, как всегда, пребывал на своём посту. — Бесподобный почивает после обеда и приказал его не беспокоить без крайней на то нужды.
— Таковой нужды нет, — вежливо улыбнулся Верховный жрец. — Всё идёт по плану. Я же здесь для того, чтобы по повелению Бесподобного развлечь его особую гостью, а заодно и выяснить у неё кое-что.
Старый царедворец вновь склонился в изящном поклоне. Он был в числе очень немногих, знавших, какая именно «особая гостья» содержится в золотом зале, превращённом в будуар. Даже начальники караулов терялись в догадках — специальные люди из ведомства Гупи, мастера по распространению ложных слухов, усиленно муссировали две версии. То ли это северная горская княжна, на что указывает золотой цвет волос. И Повелитель вот-вот призовёт на службу — за плату, разумеется, но что делать — орду могучих северных варваров… А может, это принцесса из далёкой Хаара-Па? Вполне может быть. Там же кого только нет, в Хаара-Па, отчего не быть золотоволосой принцессе? Ну а про свойства экранирующего костюма вообще знали лишь двое — Повелитель Хамхер и Верховный жрец Киллиан.