Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
— Ну, Гарри, дружище, теперь, кажется, все убрались, — сказал герцог Уэссекский, вкладывая шпагу в ножны и поднимаясь на подмостки.
Длинные пряди золотых волос опускались на лицо и грудь Мирраб; она вся вытянулась, но голова её была опущена. Она медленно приходила в себя и не шевельнулась, пока герцог Уэссекский отвязывал придерживавшие её ремни; затем он ногой разбросал наваленный вокруг неё костёр. Когда последний ремень был развязан, девушка без чувств, как тюк, упала на землю.
До сих пор её освободитель ни разу не взглянул на пленницу. Для него она была несчастным существом, которое
— Послушай моего совета, девушка: не принимайся больше за дурное дело. В другой раз, может быть, не окажется никого, кто мог бы выручить тебя. Пойдём, Гарри, уже поздно! — Спустившись с лестницы, он подошёл к дрожавшему Абре. — А ты, бездельник, забирай свои пожитки, палатку и все свои мошеннические приспособления и уходи отсюда как можно скорей! Страже я прикажу охранять тебя. Если же через час ты всё ещё будешь здесь, то буяны опять вернутся, и уж тогда ничто не спасёт тебя и твоей девушки.
Не дожидаясь ответа, герцог направился к реке, но, проходя по лужайке, неожиданно почувствовал, что его схватили за плащ; быстро обернувшись, он ничего не увидел, так как луна скрылась за набежавшим облаком, но услышал что-то похожее на рыдание, и до его слуха донёсся шёпот:
— Ты спас мне жизнь. Она теперь твоя. Я отдаю её тебе! Отныне, когда бы я ни вопрошала звёзды, я всегда буду молить Бога, чтобы твоей судьбой управляла самая прекрасная из всех звёзд!
Герцог ласково улыбнулся, мягким движением высвободил свой плащ и, не проронив ни слова, продолжал свой путь.
VII
Никогда за всю свою долгую жизнь не была её светлость герцогиня Линкольн в таком ужасном положении. Головной убор съехал у неё на бок, а полное, покрытое бесчисленными морщинками лицо выражало глубокое огорчение.
— Дальше, дальше! — повторяла она, задыхаясь от волнения.
Перед нею стояли, обнявшись, две хорошенькие молоденькие девушки, раскрасневшиеся от волнения. Стройные, в плотно охватывающих талию корсажах, в юбках с фижмами, с блестящими локонами, выбивавшимися из-под лёгких кружевных чепцов, две прелестные фрейлины строгого двора королевы Марии.
Сидя в высоком кресле с прямой спинкой, герцогиня Линкольн нервно стучала по ручкам кресла своими полными пальцами, на которых сверкали драгоценные кольца.
— Что же вы не продолжаете, милая Элис? — с нетерпением проговорила она. — Эта девочка просто уморит меня!
— Вспомните, ваша светлость, ведь вечером было очень темно, — продолжала Элис, с трудом переводя дух. — Мы с Барбарой прогуливались вдоль низкой стены, как вдруг тучи разошлись, и мы увидели внизу, совсем... О, я не могу ничего больше сказать... я так люблю её!
— Продолжайте, дитя моё! — сказала её светлость, глаза которой, всегда добрые и ласковые, теперь смотрели сурово и строго.
— Это, миледи, Барбара её видела, — слабо возразила Элис, — а я не верю, чтобы это была Урсула.
— Она была с головы до ног закутана в тёмный плащ, — вмешалась другая молодая девушка. — Когда мы окликнули её, она посмотрела наверх, но, заметив нас, бросилась бежать вдоль берега.
— А тут опять набежали облака, и мы больше ничего не видели, — заключила Элис. — Барбара могла ошибиться.
Барбара кивнула головой в знак согласия. Смущение всё более овладевало молодыми девушками. Они вовсе не хотели выдавать отсутствующую подругу и, увлёкшись рассказом о вчерашнем вечере, слишком поздно спохватились, что собирали грозные тучи над головой ничего не подозревавшей Урсулы. При всём своём добродушии герцогиня Линкольн очень строго относилась к своим обязанностям. Доверяя ей образование женской половины придворного штата, королева выразила желание, чтобы её фрейлины и статс-дамы для всех служили примером благовоспитанности и были образцом добродетелей...
Ещё до коронования королевы Марии Гемптон-коурт оживился: во дворце всюду слышался весёлый смех; снова начались спортивные игры, турниры, пышные ужины и балы, как в лучшие годы правления Генриха VIII. Молодёжь, притихшая в последнее время по причине политических неурядиц, с увлечением принялась веселиться, и сама королева, успокоившись за свою судьбу, изъявила молчаливое согласие на восстановление блеска двора своего покойного отца.
Вначале герцогине Линкольн нелегко было справиться с хорошенькими, любящими веселье, но не привыкшими к дисциплине молоденькими аристократками; всё же, благодаря своему неистощимому добродушию и ласковому обращению, ей скоро удалось завести известный порядок. Однако с прибытием леди Урсулы Глинд дело разладилось. Урсула обладала таким независимым и не подчинявшимся дисциплине характером и в то же время была так ласкова и нежна, что все выговоры герцогини Линкольн потеряли всякую силу. Урсула нисколько не боялась её, ласкалась и целовала, и герцогиня чувствовала себя по отношению к ней совершенно бессильной.
Когда открылось, что своевольная девушка, в сопровождении бесхарактерной, недалёкой Маргарет Кобгем ходила, прикрыв лицо маской, на истмольсейскую ярмарку, с её светлостью чуть не сделался удар. Всего ужаснее было то, что уже распространился слух об этом приключении. К счастью, до ушей её величества ещё не дошли известия о том, что одну из фрейлин видели вечером совершенно одну вне пределов дворцовых владений; между придворными кавалерами об этом тоже не было ещё речи.
— Какой скандал! — жалобно стонала герцогиня. — Я не переживу, если об этом узнает её величество. Королева так строга в отношении нравственности, так благочестива! Как раз теперь во дворце живёт кардинал; что подумает он о нравах английского двора?
— Поверьте, ваша светлость, — сказала Барбара, желая успокоить герцогиню, — что Урсула сделала это просто из шалости, из глупого любопытства. Она слишком горда, чтобы унизиться до какого-нибудь любовного приключения.
— Она тщеславна, а тщеславие — плохой советчик, — сказала герцогиня, качая седой головой. — Если же девушка из любопытства уходит из дома вечером... одна... О! — И её светлость с таким ужасом всплеснула руками, что обе девушки не на шутку испугались за судьбу, ожидавшую Урсулу Глинд, и сочли долгом вступиться за неё.