Последний козырь
Шрифт:
Домосоенов глубоко вздохнул и безнадежно махнул рукой:
– Так, батенька мой, и тянут нас в разные стороны эти союзники-сообщники. А пока суд да дело, время не теряют даром… Даже всевышний не осведомлен, сколько ими было, так сказать, «беспошлинно» вывезено собственности, принадлежащей России. Мне известно лишь о чудотворных коммерциях губернатора Севастополя генерала Эгглофстейна и командующего французской армией генерала Д’Асельма. Не стану настаивать на достоверности сведений, но мне рассказывали, что одна из субмарин была подготовлена для погрузки демонтированной инкерманской водокачки.
Домосоенов тяжело вздохнул, поднялся из-за стола и закончил доверительный разговор предупреждением:
– Я ведь это к тому, чтобы вы поменьше удивлялись, обсуждали и осуждали. Это опасно.
«Ну и ну!.. – поразился Павел. – Не случайно государственное воровство и спекуляция затягивают в свою трясину и меня. Ну что ж, сопротивляться не следует».
– Благодарю вас, Антон Аркадьевич, я не знал об этом. – Он вынул из папки документы. – На днях будет разгружаться вооружение, прибывшее из Англии. Я обратил внимание на то, что документы не всегда правильно отражают наличие полученных товаров. Мне кажется… словом, разгружают меньше, чем указывается в документах.
– Проверьте. Да ведь только скандала-то все равно поднимать не стоит. Оружие это, батенька мой, дармовое. Мы ведь за него ни гроша заплатить не сможем. Вот так-то. Но проверить – проверьте. Это не возбраняется.
– А если это не ошибка, а воровство? – удивленно спросил Павел.
– Воровство, разумеется, должно караться, и оно карается. Начальник контрразведки второго армейского корпуса некто Шаров занимался вымогательством, грабежом, убийствами – опять-таки с целью ограбления. Смею вас заверить, он привлечен к суду. Кстати, ежели бы полковник Астраханцев не сбежал за границу, ему тоже не миновать бы виселицы.
– А что он сделал?
– Скупил на казенные деньги валюту – и был таков. Хитер, бестия… – Генерал навалился на стол и доверительно зашептал: – Но разве можно считать противозаконной продажу ценных бумаг, которой занимается генерал Шатилов? Убежден, что он не упустит возможности обогатиться и на продаже нефтяных акций.
Наумов от удивления откинулся на спинку стула и развел руками.
– Но ведь в Крыму нефти нет.
– Она есть на Кубани.
– Разве существует надежда?..
– Надеждами, батенька мой, мы сами себя питаем. Надеяться никто не волен запретить.
– Да, но проводить широкие коммерческие операции, в основе которых лежит не нефть, а надежда… это ведь чистейшей воды обман.
Домосоенов осуждающе покачал головой:
– История предначертала нам свергнуть государственное знамя любезного нашего Отечества. Но оно не может вознаградить сынов своих за верность и самопожертвование. Так что не судите строго тех, кто берет маленькую толику его материальных ценностей, чтобы потом не помереть с голоду.
Недоуменный взгляд Наумова не смутил старого генерала. Но он счел нужным смягчить свою мысль.
– Не следует, Павел Алексеевич, осуждать их строго. Они потеряли больше.
– Я не задумывался над этим. Мне казалось, что те, кто продолжает борьбу, – люди сильной воли и чистой морали, – твердо произнес Павел.
Он вернулся в свой кабинет, но из головы не выходил разговор с генералом.
«Пора, видимо, – подумал Павел, – попробовать, как сказал Домосоенов, „усладить“ Богнара. Но не ящиком коньяка…»
3
Полковник Наумов появился в зале ресторана точно в восемнадцать часов. К этому времени Клод Рауш уже приложился к коньяку.
– Ну, и как, май фрэнд, вы еще продолжаете мучительно думать? – усмехнулся Рауш.
– Вы ошибаетесь, дорогой полковник. Я уже приступил к действиям: подготовил приемо-передаточные документы. Более того, руководить работами и приемкой оружия я буду сам. Надеюсь, все пройдет без сучка и задоринки… Правда, мне придется кое с кем говорить на стерлинговом языке…
Рауш одобрительно улыбнулся и полез во внутренний карман пиджака.
– Вот вам три чека – пять тысяч каждый по твердому курсу. Остальные – по окончании оформления документов.
Наумов, не проверяя, положил их в портмоне:
– Теперь я могу гарантировать вам успех дела.
– I can never thank you enough.[14]
– The pleasure is entirely mine.[15]
Они выпили по рюмке коньяка и, довольные друг другом, принялись за обед. Рауш самозабвенно болтал, сообщая пикантные новости о своих коллегах из иностранных миссий. В оживленном разговоре о «праведниках и греховодниках» прошло более часа.
Павел уже допивал кофе, когда вдруг увидел идущего по середине зала полковника Богнара.
– Господин Рауш, а вот еще один из ваших знакомых.
Рауш глянул на часы:
– Он, как всегда, точен.
– Вы имеете в виду полковника Богнара?
– Да. Я не случайно пригласил вас в ресторан в восемнадцать часов. Ровно часом позже шеф контрразведки заканчивает свой ужин и покидает ресторан.
Рауш встал из-за стола и преградил Богнару дорогу:
– Hello, colonel! Мне сегодня везет на встречи. Знакомься, дорогой Ференц, это мой давний и добрый друг полковник Наумов – один из блестящих офицеров самодержавной России.
Богнар казался крайне удивленным, однако Рауш был столь непосредственным в своем душеизлиянии, что он в конце концов сдержанно улыбнулся:
– Очень рад, но мы уже знакомы, и, кажется, у нас установились, так сказать, хорошие отношения.
– В той мере, в какой могут быть хорошими отношения преследователя и преследуемого, – доброжелательно улыбаясь, прокомментировал полковник Наумов.
– Уверен, сегодняшняя встреча объединит ваши усилия, – провозгласил Рауш и протянул обоим рюмки.