Последний козырь
Шрифт:
Лобастов рассказал о проверке дьякона Савелия Салонова.
– Как видите, он действительно оказался провокатором.
Воспользовавшись паузой, Кирилыч хлопнул кнутовищем по голенищу ичига и хрипловато сказал:
– Так ить помер он.
– Как то есть помер? – не понял Лобастов. – Его должны были взять живым!
– Э-э, да его кондрашка с перепугу стукнула, сердце лопнуло. Да и то сказать, многие ныне так становятся покойниками.
– Жизнь вносит свои коррективы, – сказал Наумов.
Лобастов взглянул на ходики:
– Нам пора, Павел Алексеевич.
С моря тянул легкий ветер. Его солоноватый аромат растворялся в густых садах, палисадниках и скверах города. Наумов и Лобастов постояли под густой кроной граба, росшего во дворе, пока не привыкли к темноте и стали различать дорожку к калитке.
– Вам надо торопиться, Гавриил Максимович, – тихо сказал Наумов.
Лобастов будто не слышал его.
– Я вот о чем думаю. Нам необходимо выйти на связь с подпольными организациями в тыловых частях белых и установить над ними централизованное партийное руководство. – Он крепко сжал и тряхнул руку Наумова. – Надо взрывать врангелевскую армию изнутри… Ну, бывай здоров, Павел Алексеевич.
На высоком, выступающем в Севастопольскую бухту южном берегу, у Троицкой балки, возвышается двухэтажный коттедж с колоннами – дача главнокомандующего войсками и правителя юга России. В этот вечер здесь ждали главкома и его гостей. Полковник Богнар проверил охрану дачи, подходы к ней, еще раз просмотрел списки обслуживающего персонала, лично поставил задачу своим агентам.
Время шло, а командующего все не было. Богнар несколько раз звонил оперативному дежурному ставки и в свой кабинет, где оставил у телефонного аппарата адъютанта. Поезд Врангеля еще не прибыл из Симферополя.
Гости прогуливались по двору, обсаженному абрикосовыми, персиковыми деревьями, каштанами, а вдоль заборов – сиреневыми кустами. Кое-кто отважился спуститься по лестнице на деревянный настил, служивший пляжем, и даже искупаться в заливе.
Генерал Врангель прибыл поздно, около полуночи, в сопровождении целой эскадры катеров. Он был в отличном расположении духа.
– Милостивые господа!.. – патетически воскликнул главнокомандующий. – Я только что вернулся оттуда, где мои доблестные войска ведут кровопролитные бои за нашу многострадальную святую Русь и поруганную веру христианскую. Там, на полях сражений, я видел подвиги и смерть!.. Я благословил своих воинов на бессмертную славу!..
В зале раздался гул одобрения.
Кто-то из гостей сказал:
– Быть может, следует, ваше высокопревосходительство, просить высшее церковное управление доставить к нам в Крым икону Знамения божьей матери (Курской) из Сербии. Это окажет сильное влияние на православных людей Крыма и воинство Христово…
Викарный епископ недовольно блеснул глазами – «суют нос не в свое дело», – но мысль об иконе поддержал:
– В этом я попрошу содействия у епископа Феофана и архиепископа Анастасия.
– Благодарю вас, – горячо отозвался Врангель. – В молитвах мы черпаем силу для борьбы за веру православную. – И, пригласив всех в зал к столу, он взял под руку епископа Вениамина: – До меня дошли слухи, что вчерашний еврейский погром в Феодосии был с вашего благословения. Это не помогает нашей борьбе, поймите.
– Мир сложен в своей иррациональности, – смиренно ответил архипастырь Христова воинства.
Едва гости успели разместиться за столом, как раздался жесткий, повелительный голос Врангеля:
– Наступление, которое я начал на юге Украины, показало, что нами достигнуты оперативная внезапность и высокие темпы боевых действий. Войска генерала Слащова дерутся уже на ближних подступах к Мелитополю. Противник несет большие потери. Только на этом участке нами захвачено три броневика, десять орудий, около пятнадцати пулеметов и много другого оружия. Поздравляю вас, господа, с началом нового похода… – он хотел было сказать «на Москву», но, понимая нереальность этого, закончил общей фразой: – Похода против большевиков.
Громкое разноголосое «ура-а!» потрясло своды дачи. Врангель выпил фужер вина и, откинув полы черкески, сел. Главком живо рассказывал о своих впечатлениях от поездки в войска и поднимал тосты за героев боев.
– Сегодня я с удовольствием вручил учрежденный мною орден святого Николая-чудотворца поручику Ярмолову. Сей герой на головном танке первым ворвался в Ново-Алексеевскую и захватил орудие.
Гости устроили овацию. После нескольких тостов инициативу в разговоре все чаще стали перехватывать подвыпившие гости. Наконец настал момент, когда охмелевший и осмелевший атаман Богаевский протрубил тост за скорое освобождение земли донской и запел:
– «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон…»
Песню оборвал огромной силы взрыв.
Стекла окон и дверей на веранду выбило, и они со звоном разлетелись по полу. Все вскочили и на какое-то мгновение замерли на месте, не понимая, что случилось.
Новый взрыв потряс воздух. Все кинулись на балкон и увидели страшную картину.
На Угольной пристани полыхало огромное пламя, а из него вырывались мириады огненных стрел новых взрывов. Они долетали до Килен-балки, на территорию ремонтной мастерской. Там начались пожары. Горели причалы. Голос Врангеля вывел гостей из оцепенения:
– Соотношение потерь боевой техники в этой операции изменилось не в нашу пользу. Вы свободны, господа.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Приезд генерала Фостикова в станицу Отрадную был обставлен с помпой, как в прежние добрые времена. Сначала прибыли генералы Гейман, Евсюков, полковники Тихонов, Крыжановский, Князев, Козлихин, Бочаров и другие более мелкие чины, командовавшие отдельными отрядами. Сам генерал Фостиков еще с вечера находился в соседнем ауле и ждал, когда дадут знать, что все готово. Он предпочел бы приехать скромно. «Так легче договариваться и убеждать», – пояснил он свое желание полковнику Чапеге, командиру отряда, занимавшего станицу Отрадную.