Последний козырь
Шрифт:
– Это, конечно, не свежевыпеченная формула, – снова вмешался Крыжановский, – ею пользовались все, кому родина вручала свою судьбу. Но из этого ничего не получилось.
– Все они, и особенно адмирал Колчак и генерал Деникин, взваливали на плечи своих армий непосильные задачи, стремясь установить свою самодержавную власть над всей Россией. Мы же приведем свои политические задачи в точное соответствие с военными возможностями. Каждый мост имеет свою грузоподъемность!
Полковник Крыжановский не сдавался:
– Все это возможно, если Советы любезно предоставят нам время на отмобилизование.
– В ближайшие два месяца девятая Кубанская армия не будет способна вести широкие боевые действия против нас. Ее едва хватает на то, чтобы прикрыть Екатеринодар, Новороссийск, железнодорожные коммуникации и побережье Азовского и Черного морей.
Полковник Чапега внимательно слушал выступающих и наносил на топографическую карту места дислокации отрядов, проставляя их численность. Постепенно вырисовывалось, что основная масса отрядов находилась в Майкопском, Лабинском и Баталпашинском отделах. Называлось полтора десятка отрядов, действовавших в горах и в плавнях Таманского отдела, и даже несколько – в Екатеринодарском.
«Для начала этого вполне достаточно», – думал генерал Фостиков.
Капитан Горбей спрятал пакет в разрезе седла и приказал ординарцу отвезти седло старому шорнику Миджиду Дарганову.
– Передай: дескать, капитан приказал к утру починить.
Получив седло, шорник проверил, на месте ли пакет, и аккуратно зашил разрез.
…Ночью патрульному почудилось, что от крайней хаты оторвалась тень и мгновенно исчезла в кукурузном поле.
– Дядя Егорий, там кто-то прошмыгнул в кукурузник! – испуганно захлебнулся молоденький солдатик.
– Где прошмыгнул? Чавой-то тебе померещилось, – недовольно пробурчал бородач с сеченым лицом и вытекшим глазом.
– Ей-богу, дядя Егорий. Можа, мне сбегать глянуть?
– Ты, Митек, шибко не ершись. Ента тебе не матушка-Расея. Оторвешься от кучи – и поминай как звали. Злы все на нас. Уж больно нашкодили мы, и нет нам прощения.
Митек перекрестился и нерешительно сказал:
– Черкесы – што, мы им разве чаво худово сделали? Стоим тихо, мирно. А ежели ента красный лазутчик?
– Ишь ты, ничаво худого. Еще бы. А вот в восемнадцатом да девятнадцатом гуляли мы в здешних местах под командой полковника Шкуро… – У бородача загорелся единственный глаз, задергалась сеченая щека. – Местные пши и норки [17] в дружках у Шкуро ходили, так брали мы у азатов.[18] Долго терпели они, да, видно, невмоготу стало. Начали таять наши отряды, што сало на сковороде. Попробуй возьми хоть одного коня, а уж ежели бабу… бросаются, как дикие кабаны, удержу нет. Ента в те времена, а теперича… Так што: хошь понежить милку, не спеши в могилку. – Довольный концовкой, бородач ухмыльнулся.
– Дядя Егорий, а вы?..
– Нишкни, Митек, нишкни, не смущай душу.
Рассвет только угадывался, и до смены оставалось дождаться вторых петухов, когда на восточной окраине станицы показалась пароконная арба. Егорий обратил внимание на то, что ее возница свернул с дороги и поехал к балке напрямую, по росному полю. Он окликнул его. Арба остановилась.
– Дядя Егорий, а пошто вы остановили?
– Так ведь он не прячется. Из станицы выехал по дороге, а там есть пост. А ежели мы пропустим без внимания, опять же взыщут.
Они подошли к арбе. Возницей оказался старый черкес. Вылинявший бешмет и поношенная черкеска с деревянными газырями говорили о том, что это бедный азат.
– Бывай здоров, аксакал, куда держишь путь?
Черкес пробормотал что-то по-своему и подал солдату пропуск, в котором было сказано, что ему разрешается проезд в Эрсакон. Пропуск подписан капитаном Горбеем.
– Ну, езжай, аксакал.
Возница не заставил себя ждать. Он хлопнул вожжами по спинам лошадей и, быстро поднявшись на холм, скрылся за его гребнем.
Но не прошло и получаса, как арба вновь появилась на вершине холма. Энергично размахивая руками, старик погонял единственного коня и громко кричал: «Абрек! Абрек!..» Из взволнованного потока русских и черкесских слов патрульные с трудом поняли: когда он спустился с холма, из лощины выскочил бандит с карабином и отнял у него коня, накинул на спину бурку и ускакал в сторону гор.
– Езжай к капитану Горбею и доложи, – сказал патрульный. – Без седла далеко не уедет.
Старик, охая и вздыхая, поехал к капитану. Он застал его во дворе. По пояс раздетый, офицер занимался гимнастикой. Ординарец ждал на крыльце, когда капитан закончит, чтобы помочь обмыться. Увидев старого черкеса, он крикнул:
– Чего остановился, проваливай дальше!
Черкес хотел было слезть с арбы, но не решился, тронул коня и поехал дальше.
Для капитана Горбея было достаточно увидеть арбу с одним конем, чтобы понять, что Амин, внук деда Шумафа, благополучно проскользнул мимо патрульных, а дед Шумаф передал ему у лощины, как и было договорено, коня и седло.
На следующий день в разведуправлении Кавказского фронта была получена шифрованная телеграмма: «В Баталпашинском отделе началось сосредоточение банд атамана Крыжановского, Бочарова, Ларионова, Шапошникова, Поперка, Князева, Козлихина, Кривоносова. Общая численность – около 2450 штыков и сабель. Остальные выжидают. Цель – формирование „Армии возрождения России“ под командованием генерала Фостикова. Горный».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Густые сумерки скрадывали очертания предметов. Шофер включил фары броневика и мгновенно затормозил. Врангеля бросило вперед, он ударился о войлочную обивку корпуса.
– В чем дело?
– Извините, ваше превосходительство, – на дороге что-то лежит. Посмотрю объезд.
Врангель открыл дверцу, легко выпрыгнул из броневика. Прошел вперед. Присмотревшись, он увидел тушу бизона.
«Идиоты, – думал Врангель, вспомнив, что еще днем видел убитых антилопу канну, нильгуа и даже двух страусов, – уничтожают редчайшие и интереснейшие экземпляры животных и птиц заповедных мест. Надо издать строгий приказ».