Последний козырь
Шрифт:
– Э-э, дорогой, обязательно приезжай. За-ачем обижать хочешь, приезжай, жду!..
– Ну, хорошо, через час буду.
Вагон, в котором жил начальник Керченского укрепрайона генерал-лейтенант Улагай, стоял в тупике. К самому вагону подъехать не удалось, поэтому Наумов помог Саше взвалить на спину ящик с шотландским виски «White Horse» и направился напрямую через железнодорожные пути.
Дариев ждал Наумова, посматривая в открытое окно. Увидев его, махнул рукой и исчез, а через мгновение показался на ступеньках вагона и спрыгнул на землю.
– Алим Ашахович, дайте солдата помочь перенести маленький подарок для генерала Улагая – ящик коньяка. А это вам. Шотландское виски.
– Это же целое состояние! – воскликнул адъютант. – На такой подарок я могу ответить… – он ударил себя в грудь, – жизнью.
– Жизнь не стоит ящика этого дерьма.
– Я сейчас доложу командующему о твоем подарке…
– Ну что вы! Я думал, его еще нет. Мы посидели бы часок.
– Зачем так говоришь? Генерал – душа человек.
– Я много слышал о генерале Улагае. У нас на Восточном фронте о нем ходили легенды. Просто не верится, что он рядом…
– Вот видишь? Подожди, я быстро. Ражьма! – Дариев акробатически вскочил на подножку и исчез в вагоне.
– Пойдем! – радостно улыбаясь, крикнул вскоре с подножки Дариев. – Давай, говорит, полковника сюда. Раз, говорит, слышал обо мне на Урале – познакомимся в Крыму.
– Алим Ашахович, я ведь просто поделился с вами… Это может быть понято неправильно.
– Какие церемонии… Хцауштен, пригласил трезвый, добрый душа – не пьяный, злой голова.
– Ну, хорошо, пойдем.
Улагай, в синем шелковом бешмете, стоял у стола. Тонкий, стройный, с гордой осанкой и красивыми чертами аристократического лица, он не походил на генерала-рубаку, слава о котором гремела над казачьими степями. На столе лежала карта Кубани и предгорий Северного Кавказа. Увидев вошедших офицеров, генерал стал складывать карту так, как это делают все военные для работы в полевых условиях – вдоль полосы наступления. Ненужные части карты он подогнул вниз, а затем оставшуюся полосу сложил гармошкой по размерам своей полевой сумки.
Павлу показалось, что полоса, в центре которой был Екатеринодар, тянулась от побережья Азовского моря. «Конечно, эти плавни и равнинная местность раскинулись севернее реки Кубани. Южнее цвет карты, изображающий горы, был бы темно-коричневый. Да и начертание береговой линии…»
Улагай открыл железный ящик, стоящий на подставке у стола, и положил в него сумку с оперативными документами.
Павел обратил внимание на форму ключа. «Впрочем, перевозные ящики для хранения документов имеют типовые размеры и замки».
Повернув ключ дважды, Улагай положил его во внутренний карман мундира, висящего на стуле.
– Ну-с, давайте знакомиться, – сказал Улагай глубоким и гулким голосом. – Подстремянную выпьем для знакомства, стремянную – на прощание. Наливай, Алим.
Теперь это был генерал-рубака. Павел невольно вспомнил слова Сократа: «Заговори, чтобы я тебя увидел».
Дариев наполнил стаканы вином, поставил на стол у окна фрукты. Улагай взял стакан в обхват, как берут бутылку, чтобы пить из горлышка, и долго смотрел в него. Казалось, он забыл о присутствующих.
– Я счастлив выпить за здоровье атамана Кубанской рады! – поднял стакан Наумов.
Генерал метнул острый взгляд на гостя.
– Рады?.. Рада расколота, как полено, на три части… – Голос его постепенно наливался гневом. – Эти части не срастишь вместе, они вместе могут только сгореть. В таких условиях объединить казачество способны захватывающие дух победы. Но они возможны, если в бой идут единомышленники, а не сообщники. Здесь наша слабость.
Он залпом выпил стакан вина и, показав жестом, чтобы адъютант налил еще, продолжал:
– Избрав меня кубанским атаманом, они пытались отстранить от командования войсками, предназначенными для освобождения Кубани… Можно, конечно, можно поднять казачьи курени на всеобщее восстание против Советов, но для этого нужно иметь ошеломляющую внезапность удара, предельную стремительность наступления и четкое взаимодействие, особенно с армией генерала Фостикова. Кто этого может достигнуть? Генерал Шифнер-Маркевич? Нет, это ему не дано.
Улагай снова выпил и стукнул стаканом о стол.
– Налей, Алим!.. Я принял предложение главкома и отрекся от атаманской булавы. Я возглавляю войска группы особого назначения и поведу их на исконные казачьи земли. Но я не возьму с собой ни одного члена рады, ни одного члена Кубанского правительства, а Шифнер-Маркевича поставлю под свое начало. Я сам для себя буду единомышленником. Я подниму сполох казачьих куреней!.. Выпьем за победу!
«Все успехи в борьбе с Советской властью Улагай связывает с чисто военными факторами, – невольно отметил про себя Наумов. – Даже восстание казаков у него зависит не от политических и экономических причин, а от его военных побед. Врангель куда умнее. В основу подготовки операции он кладет экономический фактор – земельную реформу, политический – договор с казачьими атаманами, давление английской дипломатии и военный – казачьи дивизии, идущие освобождать исконно казачьи земли».
Павел сказал, что счастлив познакомиться с прославленным военачальником и сделает все от него зависящее, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу наилучшим образом.
– Дело в том, – объяснил Павел, не ожидая вопроса, – что мне приказано сопровождать вооружение и боеприпасы для армии генерала Фостикова. Без этого она не тронется с места.
– Налей, Алим! Если действия «Армии возрождения России» – слишком громкое название для сводного отряда, численность которого менее дивизии, – зависят от доставки оружия и боеприпасов, то выпьем за успешное выполнение этого задания…