Последний козырь
Шрифт:
– Чем занимались на Дальнем Востоке?
– Работал народным учителем в нашем поселении, затем – школа юнкеров и вот уже третий год на фронте.
– Полковник Назаров, господин главнокомандующий, – вставил Богаевский, – предан вашим идеям, и поэтому ему оказана честь быть избранным членом Донского войскового круга.
«Что понимает этот смелый юноша в государственных делах? – подумал Врангель. – Юнкерская школа, десяток подвигов с закрытыми глазами – и уже полковник. Надо строжайше запретить присваивать звания за подвиги. Только ордена и божье благословение».
– Что вы можете сказать о настроении донского казачества? – спросил Врангель.
– Господин главнокомандующий, – вдохновенно доложил Назаров, – донцы убедились, что Советская власть разрушает веру православную и вольное казачье товарищество, сеет хаос в правлении и хозяйствовании, отнимает по разверстке хлеб и мясо. Жилы на шеях казаков вздулись от бессильного гнева, руки тянутся к клинкам.
Врангель удовлетворенно кивнул и не спеша стал излагать свой замысел:
– Конкретно боевую задачу поставит вам генерал Шатилов. Я лишь скажу: не увлекайтесь гражданским администрированием. Сразу разверните мобилизационные мероприятия и формирование новых частей и соединений. Создайте опорную базу в Таганроге. Через этот порт мы сможем питать вас оружием и боеприпасами. В дальнейшем необходимо поднять все казачество, овладеть главными экономическими центрами и организовать на рубеже реки Дон прочную оборону с задачей не допустить прорыва войск противника из центральных районов России на Кубань.
В голосе главнокомандующего появились металлические нотки. Он встал и, откинув полу черкески, зашагал по веранде.
– Африкан Петрович, вам надлежит ускорить подготовку отряда полковника Назарова с таким расчетом, чтобы посадить его на морской транспорт восьмого июля, а на рассвете следующего дня высадить его в районе Кривой косы.
– Господин главнокомандующий, – взмолился атаман, – отряд еще не закончил формирование. Сейчас у Назарова всего полторы тысячи штыков и сабель. Да и заявки на транспортные средства не поданы…
– Относительно транспорта и его конвоирования генерал Шатилов уже распорядился. Состояние отряда мне известно. Освобождение Дона мыслится путем восстания казачества и мятежей внутренних сил в Ростове, Новочеркасске и других городах. Поэтому не имеет существенного значения численность отряда. Пороховая бочка может взорваться в равной мере и от спички, и от факела.
– Сама истина, господин главнокомандующий, – согласился Богаевский. – Дон – это пороховая бочка, да только порох в ней сыроват. А чтобы быстрее подсушить, пламя-то надоть пожарче. – Атаман снял фуражку, вытер платком раскрасневшееся, как спелый кавун, лицо и умоляюще уставился на главкома: – Нам бы тыщонок пять штыков и сабель, этак сотенку пулеметов да пяток батарей…
– В предложенном вами плане, помнится, численность отряда определена в две тысячи личного состава, а не пять. Впрочем, дело не в этом, в сложившейся обстановке главное – ошеломляющая воображение внезапность, – резко ответил Врангель и кивнул в сторону столика. – Прошу, господа, на раут.
На низком столике возле окна стоял бочонок, опоясанный серебряными обручами, а в нем обложенные льдом несколько бутылок сухого вина из массандровских подвалов графа Воронцова. Рядом – французский коньяк «наполеон», фрукты и холодная закуска.
– Благодарствуем, господин главнокомандующий, – обрадовался атаман, – премного благодарствуем. Стремя – опора всадника, стременная – дух казака, – сказал Богаевский и лихо крутнул вверх поочередно кончики усов.
Врангель налил коньяка, поднял бокал и, глядя вдаль, задумчиво сказал:
– Благословляю вас, полковник, на подвиг ратный и славу бессмертную. Помните: широкий маневр и тесное взаимодействие, предельная стремительность и яростный натиск – вот что приносит победу.
Полковник Назаров стоял с таким напряжением, что мышцы ног заныли, будто их кто-то сильно сдавил. Он до боли стиснул зубы, чтобы радость, которая клокотала в груди, не прорвалась. Чувство бурной радости всегда вызывало у него взрыв неудержимого смеха. Он так и не разжал рта, чтобы поблагодарить главнокомандующего за тост. И только когда сквозь зубы нацедил глоток коньяка и проглотил его, обрел способность говорить:
– Благодарю вас, господин главнокомандующий, за предоставленную мне честь возглавить восстание казачества на Дону и воздвигнуть донской бастион Северо-Кавказской республики.
Врангель, казалось, не обратил внимания на душевный порыв Назарова. Он снова налил коньяка и поднял бокал.
– Помните, полковник, Советы в казачьих областях – это наспех сложенный стог сена. В подобных случаях, как известно, стог самовоспламеняется и сгорает. Процесс самовозгорания ускоряется в ветреную погоду. Ваша рейдовая операция и явится тем ветром, который внесет в донской «стог» пламень восстания. – Врангель протянул бокал к полковнику – раздался звон хрусталя. – Вам оказано великое доверие. Доброго вам пути, и не дай вам бог судьбы Арея.[21]
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
– Антон Аркадьевич!..
– А? – очнулся генерал от глубокой задумчивости. – Это вы, Павел Алексеевич?
– Антон Аркадьевич, разрешите откланяться. Мне нужно еще уладить кое-какие личные дела.
– Да-да. Вас теперь с Крымом ничто не связывает. А пока вы будете на Северном Кавказе, то все, чем мы здесь живем, может кануть в глубины истории… Давайте-ка прощаться, батенька мой Павел Алексеевич. – Генерал обнял Наумова: – Ну, идите… идите, говорю.