Последний козырь
Шрифт:
– Я бы хотел просить вас, Антон Аркадьевич, поручить своему адъютанту доставить вещи Татьяны Константиновны на пароход. Мне, к сожалению, не представится возможным сделать это.
– Я сам провожу Танечку на пароход… Идите, Павел Алексеевич, идите.
Наумов вышел из управления и не спеша, будто кого-то ждет, осмотрелся вокруг. Среди торопливо идущих людей, обремененных своими заботами, он обратил внимание на праздно стоящего около афишной тумбы рыжего здоровяка в коричневой толстовке. Напротив него, на другой стороне улицы, стоял светлый фаэтон с поднятым тентом.
Озабоченно глянув на часы, Наумов перешел через дорогу и, вскочив в свою пролетку, приказал ехать домой. Надо было взять все необходимое для операции и отправить Сашу на пароход.
Через два квартала Наумов оглянулся: вслед за ним ехал светлый фаэтон. «Неужели за мной следят? Надо проверить», – решил он и остановил пролетку.
Фаэтон проехал мимо. В глубине его под тентом Наумов заметил того же человека в коричневой толстовке.
– Быстро домой, – приказал он ездовому.
Саша уже собрался и сидел, что называется, на чемоданах. Павел Алексеевич оценивающе осмотрел помещения и одобрительно кивнул.
– Молодец, Саша, будто мы здесь и не жили. А теперь забирай мою пролетку и немедленно езжай на пароход. Вот твои документы. Чтобы ни случилось, на берег не сходи. Лучше всего запрись в каюте и никого не пускай. Не велено, дескать, полковником.
– Хорошо, Павел Алексеевич.
– Ну, шагай!
На всякий случай выждав некоторое время, Павел вышел на улицу. Так и есть! В конце квартала под деревом стоял тот же фаэтон. «Однако крепко они взялись за меня». Наумов подошел к извозчику.
– Не заняты? – спросил он и заглянул под тент.
Там сидел человек в коричневой толстовке с накладными карманами. Белая соломенная шляпа натянута на глаза, а голова опущена так, что поля шляпы закрывали все лицо.
– Не могу, ваше высокоблагородие, – ответил старик. – Господин хороший заплатили мне и сказали: катай, пока не высплюсь. А какой мне резон гонять коня, коли господин спит… Да и ему спокойнее…
Наумов крикнул проезжавшего мимо извозчика и, вскочив в пролетку, назвал адрес управления. Не доезжая квартала, приказал повернуть за угол, рассчитался и вышел. Из-за угла снова показался светлый фаэтон.
Наумов понимал, что если у Богнара возникло подозрение, то вряд ли он ограничился слежкой за ним. Наверняка его агенты дежурят на Графской пристани. И, конечно же, после взрыва на железнодорожной станции о посадке на пароход и думать нечего.
«Надо обязательно встретиться с Раушем и только потом избавиться от хвоста», – решил Павел.
Из кабинета он позвонил Раушу и предложил немедленно встретиться возле гостиницы «Кист».
– О-о! – обрадовался англичанин. – Когда один человек предвосхищает желание другого – это значит, что они хорошие партнеры. Я жду вас, Павел. Алексеевич.
И он действительно ждал Наумова у входа, когда тот подъехал к гостинице.
– Я хотел вам напомнить, господин Рауш, мою просьбу о протекции у капитана вашего пароходства, – сказал Павел, пожимая ему руку. – Возможно, у меня возникнет необходимость воспользоваться его услугами. Поверьте, я не стану этим злоупотреблять.
– Вы могли бы об этом и не напоминать. Капитан уже знает, что полковник Наумов мой добрый друг. Вам отведена лучшая каюта. Кстати, я уполномочил его поговорить с вами… Вы ведь сопровождаете крупную партию оружия?..
Павел понимающе улыбнулся:
– Ну, за этим дело не станет. Я говорю о другом. Понимаете, тут появилось одно осложнение…
Разговаривая, они вошли в гостиницу.
2
Вдоль железнодорожного состава идут два солдата, несут на палке ведро, наполненное до краев кашей.
– Эй, вы, лапотники, погодь! – окликает их часовой.
Григорий Грунин оглянулся. Верзила-казачина с винтовкой на ремне широким, размашистым шагом сокращает расстояние между ними.
– Що-й це такэ? – он заглянул в ведро. – Добрэ, братове, без пробы кормить не позволено. – Казак достал из-за голенища ложку.
Грунин и Реков переглянулись.
– Сгинь в преисподнюю! – цыкнул на казака Грунин. – Сгинь, говорю. За свой солдатский харч горло перегрызем.
Верзила от неожиданности опешил.
– Бачь, який дюже храбрый, – протянул он удивленно и решил, видимо, что каша не стоит того, чтобы из-за нее связываться.
Грунин и Реков обогнули состав, огляделись. Убедившись, что никого вокруг нет, нырнули под вагон. Они осторожно подняли деревянный круг, на котором лежал тонкий слой каши, быстро извлекли из ведра циллиндрической формы цинковую упаковку со взрывчаткой и прикрепили ее к днищу вагона самодельными скобами. Кашу вывалили в ведро и пошли обратно.
Увидев их, казачина удивился:
– Эй, лапотники, штой-то вы быстро управились.
– Понимаешь, какое дело, – объяснил Грунин. – Несем харч в подразделение, а навстречу – дежурные. Идут, значит, на кухню, ну, отдали мы ведро с харчем, а на подзамен взяли ихнее. Рассказали мы о тебе, засмеялись солдатики и говорят: «На, Гриша, угости того доброго казака за наш счет кашей».
Грунин открыл крышку ведра, и лицо казака расплылось в улыбке.
– Только нам ждать некогда. Возьми с ведром, а через час я забегу за ним. Ты ведь только что заступил?
– Добре, сынку, добре. Через час приходь, управлюсь.
Вернувшись в роту, Грунин доложил Шахову о выполнении задания. К этому времени заряды были установлены и в других местах. Иван Иванович приказал снять прикрытие и всем боевым группам быть в готовности по сигналу отойти в безопасное место.
…Возле штабного вагона мерно прохаживался часовой. Увидев полковника с чемоданчиком, он четко выполнил ружейный прием «к ноге» и поворотом головы приветствовал его.
– Что, браток, его превосходительство генерал-лейтенант Улагай вернулся? – спросил полковник. Глянул на часы: «Сейчас должен произойти взрыв в хвосте эшелона».