Последний козырь
Шрифт:
– Слушайте, господин советник. У меня есть конкретная задача. Я не имею полномочий вести переговоры с кем бы то ни было.
Советник медленно перевел взгляд с гор на Трахомова и твердо сказал:
– А я имею такие полномочия, полковник. Моя миссия в Грузии в том и заключается, чтобы склонить господина Тимошенко к объединению усилий в борьбе за поруганную мать-родину.
«Откуда у него эти полномочия? – удивился Наумов. – Неужели приказы главнокомандующего генерала Врангеля корректируются председателем правительства господином Кривошеиным?.. Надо во что бы то ни стало устранить этого советника, а то он может спутать нам все карты».
– В случае благополучного исхода переговоров, – продолжал Мышлаевский, – генерал Султан Шахим-Гирей приведет в «Армию возрождения России» свое пятитысячное войско. И уж случись беда – поможет вам.
– За помощь благодарствую, но не нуждаюсь, – уже на ходу буркнул Трахомов. – А переговоры свои ведите. Но если эти господа узнают о нашем отряде, то я буду докладывать главнокомандующему о разглашении вами военной тайны.
Наумов пошел вслед за Трахомовым.
– Матвей Владимирович, разрешите доложить.
– Докладывай, но если вздумаешь подпевать этому набалдашнику – взнуздаю так, что кровью захлебнешься.
– Напротив!.. – доверительно начал Наумов. – Я считаю, что его действия могут помешать нам выполнить приказ главкома…
– Э-э, – перебил его Трахомов, – беда в том, что я этого сукина сына знаю и он действительно выполняет задание правительства. А не то я бы ему давно гранату в зад – и взорвал.
– И еще одно, Матвей Владимирович. Разрешите нам с Татьяной Константиновной уже сейчас сходить по делам в порт – оформление пропусков, документации на груз, бескарантинный проход через город и прочее.
Трахомов согласился.
А в это время на палубу вышли капитан Шорин и Журиков. Они внимательно посмотрели на стоящих офицеров и остановились.
– Вот он! – возбужденным шепотом сказал Журиков. – Слава те господи! Что будем делать, господин капитан?
– Мило разговаривать. Приведи себя в порядок, а то заерзал, как черт на сковороде, – недовольно буркнул Шорин. – Пойдешь за ним в город. У него может быть явка. Я зайду к диамбегу, чтобы привлечь к операции местные органы.
2
У мачты, от которой тянулись грузовые стрелы, заработала лебедка. Стальной трос-шкентель полез вверх. Разгрузка оружия и боеприпасов началась. А на берегу возле грузовой пристани уже стояли кони с вьюками.
Первой была загружена моторная фелюга, на ней Наумов и Таня поехали на пристань. В управлении порта они задержались недолго. С помощью подполковника Дзюбы все документы на выгрузку военного имущества, бескарантинного прохода личного состава отряда через город и другие вопросы были оформлены вне очереди и быстро.
– У нас, Танечка, есть время подышать воздухом древней Колхиды.
– С удовольствием, Павел Алексеевич. Я так счастлива…
На сухумской набережной было оживленно и шумно. Под легкими навесами дымились уличные шашлычные, распространяя острый запах мяса, лука, прихваченных жаром помидоров, на каждом шагу – многочисленные маленькие кофейни, возле которых покрикивали и постукивали щетками чистильщики обуви. По пыльной дороге проносились с окриками всадники. С душераздирающим скрипом и визгом медленно тащили арбу понурые буйволы…
Павел и Таня постояли у пальм с раскидистыми опахалами листьев, полюбовались дымчато-лиловыми горами, с вершин которых стекали к подножиям густые заросли лесов, прошлись по набережной до павильона, а затем завернули в духан.
В просторном духане на набережной недалеко от магазина Ачмиазова всегда можно заказать рыбной цохали и острый суп хаши. Но с особым искусством готовят здесь пеламуши – густую кашу из муки на молодом вине. С бокалом маджары это незаменимое блюдо.
День уже закончился, а вечер еще не начался. В это время можно и посидеть в тени с чашкой крепкого чая и трубкой с длинным чубуком, посмотреть на людей, подремать. Духанщик Гурам Шония любил эти минуты отдыха. В зале управлялся один Мухран – исполнительный, работящий.
Гурам Шония собрался было вздремнуть на коврике, когда у порога духана появился полковник и с ним девушка – сама Ажи, утренняя заря.
– Здравствуйте, батоно, – обратился Наумов к духанщику.
Тяжкая липкая дремота мгновенно испарилась. Гурам Шония вскочил, руки сделали гостеприимный жест, голова наклонилась в сторону двери.
– Ушубзиа,[27] генацвалос, – произнес он гортанно. – Очен по-ожалста!
Павел и Таня вошли в духан и сели за столик возле прилавка. К ним подошел тонкий и гибкий абхазец.
– Иди, Мухран, займись шашлыками, я сам обслужу дорогой гост, – сказал духанщик работнику. – Что, пожалст, будыш заказывт?
– Вы можете предложить что-нибудь не столь жирное и не столь острое? – произнес Наумов слова пароля.
– Таких блюд в Абхазии не бывает.
– Тогда дайте что повкуснее.
– В Абхазии все вкусно, – широко улыбаясь, ответил духанщик. – Нэ-э беспокойт, одын мэнт, шенма мзем.[28]
Он заторопился на кухню и, уже у самой занавеси, прикрывающей двери, остановился и, приложив руку к широкой, крутой груди, сказал:
– Зови, пожалст, меня дядя Гурам.
Дядя Гурам – бедный, веселый кинто – долгое время ходил от Очамчире через Сухум до Гудаут, торгуя всякой всячиной, а имел от этого пустую арбу да мозоль на горбу. Он предлагал товары всем, но кое-какие вещи прятал от посторонних глаз и передавал их, кому было велено, громко и задорно пел песни, и слушали его все, но кое-кто понимал их по-своему. Кинто Гурам Шония был связным подпольной партийной организации.
Однажды ему сказали: «Довольно тебе бродить, Гурам. Вот возьми деньги, купи себе участок в центре Сухума и построй духан. Нам нужно иметь там постоянно действующую явку с широкими целями». С тех пор дядя Гурам превратился в уважаемого в городе человека. Большие деньги – большое уважение, ну а если у человека еще и глаза улыбаются и душа поет…