Последний козырь
Шрифт:
В команде Степанка уже три месяца, как только исполнилось ему пятнадцать лет. Приехал из Батайска, к бате погостить, да так и остался. Мать не возражала. При деле парень будет, а тут избегается да еще, чего доброго, со шпаной свяжется. Благо, война свертывается.
Степан сразу заметил в море дым трех кораблей. Один – впереди, два – далеко сзади. Он дернул за конец веревки. Внизу разлился колокольный звон. Это означало: «Вижу неизвестный военный корабль».
На крыльцо вышел Матвей Федорович. Потянулся, сделал несколько резких движений. Густые русые волосы подсвечивались лучами восходящего солнца.
– Степанка, а ну-ка дай бинокль. – Потянул руку к смотровому окну.
Степан опустил на бечевке бинокль точно в руку отца.
В окулярах мощного бинокля на первом плане маячил эскадренный миноносец, за ним две канонерские лодки буксировали болиндеры. Присмотрелся к гафелю – кормовой мачте, на которой во время хода поднимается военно-морской флаг, и ахнул: «Мать честная! Белые! Флаг врангелевского адмирала Машукова».
– Степанка, дай боевую тревогу!
Тревожный перезвон колокола сорвал из-за стола бойцов поста, они мгновенно расхватали из пирамиды винтовки, пулеметный расчет выкатил своего «максима» и, следуя раз и навсегда установленному порядку, построились на базу за домом. Командир поста проверил готовность боевого расчета, приказал старшему наблюдателю внимательно следить за движением кораблей, а сам пошел звонить в Таганрог.
Со связью, как обычно, не ладилось. Богодаров крутил ручку и так и этак, кричал до хрипоты, дул в микрофон и снова надрывался.
С чердака послышался голос старшего наблюдателя:
– Товарищ командир, эскадренный миноносец меняет курс на Кривую косу!
Богодаров передал трубку связисту.
– Вызывай Таганрог, – приказал он, а сам выскочил на крыльцо, вскинул бинокль и теперь более внимательно осмотрел головной корабль.
«Жаркий», – прочел он и вспомнил, что по присланному перечню вражеских кораблей миноносец «Жаркий» базируется в Керчи. Около носового орудия стоял офицер в казачьей форме, сзади него толпились чином пониже. «Из-за группы офицеров эскадронный миноносец и канонерские лодки с болиндерами посылать на Кривую косу не станут, – подумал Богодаров, – значит, в трюмных помещениях укрыты войска. Да-а, кажется, замешивается кутерьма».
Вот когда он пожалел, что поддался уговорам сына и настояниям бойцов поста оставить его в команде. «Надо отправить Степу в станицу, чтобы доложил обо всем председателю ревкома», – решил Матвей Федорович и крикнул:
– Красноармеец Богодаров, ко мне!
– Зараз, батя, – откликнулся Степан, вылез через смотровое окно на навес крыльца и спрыгнул на землю. – Я тут, батя.
Хотел Матвей Федорович потребовать выполнения уставного обращения к командиру, но и сам сбился:
– Седлай, Степанка, своего Маныча и скачи в станицу. Доложи председателю ревкома, что к Кривой косе подошли и стали на траверз три врангелевских боевых корабля и два болиндера. Готовится высадка десанта.
– Зачем скакать? Можно ведь позвонить.
– Красноармеец Богодаров! – повысил голос Матвей Федорович. – За обсуждение приказа командира… – Он сделал паузу, потом подошел к сыну, обнял за плечи. – Линия связи порвана, Степанка. Видимо, сюда заранее заброшены лазутчики. Если станицу захватило кулачье, обходи ее по балке Широкой и скачи в Мариуполь. Там – прямо в порт, к командиру отряда кораблей Азовской флотилии. Понял?
По румянцу, вспыхнувшему на мальчишеском лице сына, по огонькам в глазах Матвей Федорович понял, что Степа выполнит приказ, чего бы это ни стоило.
– Понял, батя, – неожиданно спокойно сказал сын. – Ты не беспокойся, я быстро обернусь.
Он бегом бросился выполнять приказ.
«Ну и вымахал Степанка, – подумал Матвей Федорович. – И рост мой, и жила крепка, и взгляд прям».
Он снова нацелился биноклем на миноносец и увидел, как от его борта отошла шлюпка, затем вторая, из-за кормы показались еще две. «Казаки. Более полусотни будет».
– Товарищ командир, вас к телефону! – крикнул дежурный. – Это ревком!..
Едва Богодаров успел доложить обстановку, где-то поблизости раздался взрыв огромной силы. Это услышал в трубке председатель ревкома и спросил:
– Началось?
– Мы примем бой. Доложите об этом в Таганрог и Мариуполь.
Он вышел во двор и распорядился:
– Скрытно выдвинуться к берегу! Стрелять – по моей команде.
Заранее подготовленная огневая позиция располагалась по краю обрыва над береговым пляжем и была замаскирована поставленным перед ней плетнем. Нижняя часть плетня при необходимости убиралась в траншею.
Пока бойцы по одному выходили на позицию, Богодаров еще раз безуспешно попытался связаться с Таганрогом. Когда он занял свой окоп, шлюпки преодолели половину расстояния между кораблем и берегом.
Наблюдатель, смотревший в бинокль, удивленно крикнул:
– Да это ж Сашко Белаш!
– Тот, шо з германского фронту сотником прийшов?
– Он самый. Вместе в тринадцатом призывались, да только разными стежками пошли.
– Вот те на-а, помирать домой возвратился.
Богодаров поднял со дна окопа ящик с гранатами, поставил его в нишу и подал команду:
– По головной шлюпке!.. Прицел три! Пулемету – длинной очередью! Отделению – залпом!.. Огонь!
Богодаров припал к биноклю, чтобы точнее определить результат огня и скорректировать. В шлюпке кто-то резко вытянулся и повалился через борт, несколько человек скорчились на сиденьях, трое прыгнули в воду и поплыли. Остальные вскинули винтовки и открыли беглый огонь по берегу. Со всех шлюпок непрерывно били пулеметы. Зеркало воды было спокойным, поэтому огонь велся прицельно. Пули взбивали пыльные фонтанчики рядом с позицией.
Взрыв снаряда отбросил Богодарова на дно траншеи, острая боль ошпарила грудь, разлилась по всему телу.
Еще несколько снарядов разорвалось за траншеей. И все смолкло. Косые солнечные лучи ярко блеснули ослепительно синими и желтыми линиями и стали медленно гаснуть… Богодарову показалось, что он падает в темный, глубокий колодец. Его шарахает из стороны в сторону, рвет в клочья тело, бьет головой о бревенчатый свод. И вдруг все оборвалось: будто он плюхнулся в воду и мягко опускается ко дну.