Последний мужчина на Земле
Шрифт:
– Ну что ты там копаешься?
– Пытаюсь найти свой дом, – пробормотал он, даже не пытаясь повысить голос.
Вертолет, наконец, сел, и он увидел, что придется обходить его, чтобы забраться внутрь. Пилотом была толстая брюнетка в бейсболке и темных очках. Она недоверчиво улыбалась ему, как мешку с деньгами, только что найденному на обочине дороги. Вдруг отчаянно захотелось улететь. Подальше отсюда – куда глаза глядят. В Америку. На Марс. В тридесятое царство. Подальше от этого города, где так мелко и ничтожно прошла его жизнь. Напоследок он посмотрел на Анну Сергеевну. Но отшатнулся, увидев в ее глазах выражение неизбывного ужаса. Ее волосы и одежду трепал ветер от лопастей, а в глазах была вечность. Он много в своей жизни видал женских глаз, сотни эмоций, и ненависти, и нежности, и желания, и страха, но эту бездонную пропасть, бесконечное ничто, которое, казалось, не мог вместить в себя человеческий взгляд, он помнил до самой своей смерти. Она оттолкнула его и сказала дрожащим голосом:
– Беги, лети как ветер, иначе будет поздно.
И он побежал до вертолета было совсем недалеко, и, один раз оглянувшись, он скорее увидел, чем услышал, что она что-то сказала.
– Что? – крикнул он, и она опять тихонько пробормотала про себя, покачав головой:
– Какая же я рассеянная… опять забыла запереть дверь…
И в тот момент, когда поднялся вертолет, на крышу ворвались женщины. Казалось, их были сотни, но в тот момент он что-то плохо соображал и не стал считать. Все еще улыбаясь приклеенной к морде улыбкой, он видел, как все они что-то кричали ему вслед, и выражение их лиц было совсем не дружелюбным. Это, кажется, были совсем не те, что встретили его на улице. Эти были моложе и – ну словом, какие-то другие. Некоторые даже пытались уцепиться за вертолет, но, когда они поняли, что он уже вне пределов досягаемости, повернулись к Анне Сергеевне. Яростно размахивая руками, они что-то доказывали ей, но она только качала головой. Тогда группа особенно агрессивно настроенных подхватила главу города под руки и вытолкнула ее с крыши. Все произошло очень стремительно, она так внезапно исчезла за краем, что он помотал головой, не веря своим глазам. Но все было видно слишком отчетливо, чтобы он мог убедить себя в том, что что-то перепутал. И тут его вырвало прямо на пол вертолета.
Лариска собирала вещи. Она знала, что никогда больше не увидит его. Но она как-то привыкла все в жизни воспринимать как должное, как судьбу, которую не изменишь и не поворотишь, как хочется. Но от мыслей, что за эти пару месяцев она прочувствовала больше, чем за всю свою жизнь, отделаться она уже не могла. Хотелось убежать. Уехать как можно дальше отсюда. В Америку. На Марс. В тридесятое царство. Но куда было бежать от себя, она не знала. Она решила уехать к себе домой, чтобы пить, валяться с книжкой на кровати, смотреть новости «про него», плакать в подушку, потом, может быть, опять устроиться на работу в ларек, которым теперь, после исчезновения хозяина, заправляла его сестра. Она могла спокойно остаться жить и у него дома, потому что знала, что он не вернется, но жить в пустой квартире, где все напоминало о нем, было выше ее сил. Надо было жить, продолжать жить – уже по-новому. Она, как и все остальные, должна привыкать жить одиноко. Да и, собственно, почему именно ей должен был достаться такой подарок – мужчина? Ей и раньше-то с ними, когда их было полно, совсем не везло. Она не лучше других. Но если бы ты была лучше, – упрямо шептал внутренний голос. – если бы ты только попыталась стать самой, самой лучшей, для него, и вообще… он, может быть, и не ушел бы. Но он ведь не от меня ушел, твердила она голосу. Он просто ушел, потому что не мог больше сидеть взаперти. И как я могла этому помешать? Поставь себя на его место. Любой бы ушел. К тому же он обещал вернуться. Ага. Тоже мне, Карлсон. Что ж ты вещи-то тогда собираешь? Вот вернется и не найдет тебя. Если надо будет – везде найдет, – отмахнулась Лариска. Он знает, где меня искать. Я ведь не за тридевять земель уезжаю. Всего лишь к себе домой. Ты могла бы удержать его, если бы захотела. Любая женщина на это способна, но только не ты, растяпа. Вечно у тебя ничего не получается. Всегда уступаешь мужикам, поэтому до сих пор и замуж не вышла.
Она вздохнула и села на кровать с его футболкой в руках. Она все еще пахла им. Ей нечего было возразить голосу. Она просто сказала: – Я люблю его. А если любишь, то отпустишь все равно. Так или иначе, понимаешь?
Глава 5. Катя
– Так, девочки, пишем, – скомандовала Катя. – Три-два-один, поехали!
У миниатюрной Кати, режиссера и заправилы местного телевидения, была ярко выраженная восточная внешность и манеры прораба. Она всегда выпускала только рейтинговые передачи, что на периферии было равносильно чуду. Новостями она заправляла тоже. Работая как ломовая лошадь, она тащила на себе практически все, потому что мысль о том, что где-то чем-то командует кто-то другой, а не она, была ей просто невыносима. Со времени исчезновения мужчин она смогла развернуться вовсю, и многие уже просто поувольнялись с телевидения, потому обращалась она с подчиненными, как с крепостными девками – могла в случае чего и за волосы оттаскать. Но Варя, очаровательная ведущая новостей, ее просто боготворила. Давно уже ходили слухи, что Катя сделала ее своей любовницей. За секунду до выхода в прямой эфир Варя замешкалась, и начальница сделала страшную рожу, погрозив кулаком. Так что новости кукольная дикторша начала с выражением ужаса на лице.
Но тем не менее все узнали о том, что единственный (будем надеяться, пока) мужчина на земле объявился-таки! И именно в нашем городе. Были бурные овации, цветы, банкеты… герой с почестями отправился в столицу. Так что, дорогие женщины, не падайте духом! У нас появилась надежда. Не отчаивайтесь, не опускайте руки – возможно, следующий мужчина объявится уже завтра!
И все в том же духе.
Рейтинги были просто ошеломительные – такое было ощущение, что весь город смотрел сейчас их передачу.
По крайней мере, так сказала Катя, а то, что сказала Катя, нельзя было не воспринимать как истину в последней инстанции. Причем воспринимать надо было с выражением восторга на лице – она все умудрялась каким-то образом замечать и не пропускать.
Эфир закончился, и Варя вышла из-за стола, подошла к оператору и попросила закурить. И тут же ураган черных волос и голоса на самых высоких нотах обрушился на нее слева – (и это не предвещало ничего хорошего).
– Ты мне чуть эфир не завалила! Что это за постоянные заикания в камеру? Что за выражение лица??
– Кать, да я… извини пожалуйста, это…
Оператор благополучно отошла от эпицентра взрыва, уже заранее зная, что дело кончится слезами. И знала, чьими.
– Убери сигарету! Что за дымовал в студии! – сигарета тут же была сломана, смята и полетела в угол. И в тот же момент Катя схватила ошалевшую девушку за грудки и потащила вон из комнаты.
Оператор и редактор стояли рядом и переглянулись. У первой были в голове какие-то мысли, нечто похожее на то, что она испытывала в детстве, когда обижали какую-нибудь уродливую девчонку в классе – нечто похожее на чувство справедливости. Чувство, что, кроме нее, этого никто сделать не сможет. Не сможет помочь.
– Может, это уж слишком? – осторожно заметила она в сторону редактора, которая стояла и курила, гладя в окно. – Может, надо как-то вмешаться?
Та пожала плечами, всем своим видом, даже не поворачиваясь, показывая, что она с этим никак не согласна, но дело ее – тридцатидвухлетней, разведенной и, прямо сказать, не слишком уж привлекательной Лизы Агафоновой, пусть делает что хочет.
Это всегда и подводило Лизу – она слишком робко заявляла о себе, и поэтому ее никто никогда не поддерживал, а иногда доставалось и самой. От тех же хулиганов.
Вторая же, та, что курила в окно, думала сейчас совсем о другом. О том, что у нее никогда не было детей. А теперь, скорее всего, и не будет. Она, взятая сюда по протекции Катьки, которая была ее родственницей, также была и мусульманкой. Как и ее муж. Она беременела много раз, но всякий раз оказывалось, что это были девочки. И муж заставлял ее делать аборты всякий раз, как это узнавалось. А узнавал он всегда. Потому что сам был врачом. И все контакты в городе у него были схвачены по этой части. Она много раз думала, как это только этот ублюдочный козел мог вообще помыслить в свое время стать врачом. Теперь его не было. Как и ее отца, который довлел над ней всю ее сознательную жизнь. Их обоих она ненавидела и боялась. Ее работа на телевидении была первым шагом к свободе. Они, конечно же, все были против. Но она не собиралась сдаваться, пусть и ценой жизни. Сначала делала все украдкой. Однажды она прочитала нашумевшую книгу о той мусульманке, которую пытались сжечь родственники и даже пыталась отравить собственная мать, только за то, что она лишилась девственности до свадьбы. Именно после прочтения этой книги ненависть взорвалась в ней красным грибом – с такой силой, что она твердо решила убить мужа. И сделать это с особой тщательностью, чтобы комар носа не подточил. Ибо развестись ей, конечно же, не позволил бы никто и никогда, сколько бы ей ни было лет. Кончить жизнь самоубийством, – это да, это пожалуйста – а вот развестись и попытаться хоть немного пожить нормальной жизнью – это нет. Не на тех нарвалась, красавица.
Но потом он исчез. И разом исчезли все проблемы. И нет – она нисколько не горевала его уходу. И не только его, а и вообще всех мужчин в частности. Пропадите вы все пропадом!
Оператор подошла к ней и положила руку ей на плечо. Она этого даже не заметила. Шел второй месяц БЕЗ
Глава 6. В Кремле
Они летели над городом, в котором ему никогда не приходилось бывать. Сам не зная почему, он воспринимал его как живого розово-серого монстра, который равнодушно заглатывает в себя и изрыгает обратно всех, кто только пожелает сам быть переработанным на блевотину. А вот теперь он сидел и смотрел на московские огни из окна вертолета. Никогда в своей жизни не думал он, что попадет сюда так странно… ну в крайнем случае, в купейном вагоне поезда, если не жалко будет лишней тысячи рублей. А теперь он – последний мужчина на земле, и его везут неизвестно куда, в ночи, и он не может видеть собравшуюся внизу огромную толпу, и все они смотрят вверх, глядя на огоньки вертолета, слыша стрекочущий звук лопастей, зная, кто и зачем это летит, но пока не зная, или только догадываясь – куда. Не знает он и то, что метро прекратило работу, потому что ни одна женщина раньше не допускалась к управлению подземными поездами. И теперь, когда работницы метро и водители трамваев в спешке обучались, всему городскому населению, около десяти миллионов, приходилось путешествовать на машине. И были пробки. И были страшные аварии. Ибо за руль машины мужа или любовника теперь сели все, кому не лень, а кому в такой суматохе было до проверки документов и прав? Они все еще торопились в свои красивые офисы со сплит-системой, чтобы усесться за мониторы, подсчитывая никому уже не нужные цифры, чтобы включать радио, из которого вместе с последними хитами Мадонны и Рианны давно звучали призывы «встать к станку». Ибо запасы продовольствия постепенно исчезали, а кормить оставшуюся половину населения Земли было нужно. Притом срочно. Желудок ведь не ждет. Пока еще призывы были добровольными. Так что офисные сотрудницы, чьим трудом всю жизнь было кликанье мыши, подбивание баланса и поиск туфлей в ТЦ «Европейский», воспринимали новую жизнь с весьма смешанными чувствами. Им стало тяжелее жить – и однозначно вскоре жизнь собиралась стать еще хуже. Кто, кто будет убирать и печь хлеб (ну ладно, печет пусть хлебопечка Ровента), ловить красную рыбу к их столу, добывать уголь и электричество? Кто будет таскать сумки от дверей супермаркета до багажника, в конце-то концов? А кто теперь будет покупать шубки? Ах, хотя теперь это все так неважно… кто же будет действительно зарабатывать? И офисные женщины, девушки и бабушки с тоской вспоминали недавнее время. Своих котиков, зайчиков и пузиков.