Последний мужчина

Сергеев Михаил

Воодушевление, с которым прозвучали слова, добавило настроения обоим.

— Не возражаю! — гость принял правила игры. — Слушай, а что было потом?

— А потом, потом я поплыл на теплоходе в круиз.

К удовольствию друзей, по откосу подоконника мерно барабанил весенний затяжной дождь.

Бридж по понедельникам

Они целовались на глазах тысяч восторженных обожателей. Они радостно принимали у себя репортёров и раздавали интервью. Казалось, всё было выверено в их жизни. Даже жёлтая пресса не смела трогать самую счастливую пару на свете. Сколько молодых сердец, рыдая после встреч с ними, мечтали о такой судьбе. Успех и счастье — всё было у них, и они

не скрывали этого.

А потом, вечерами, он её бил. Бил остервенело, с исступлением. Бил жестоко в своей расчётливости — чтобы не задеть лицо. Оно приносило деньги. Это тоже было выверено в их жизни.

«…Розовый фламинго, та-та-та-та-та-та, розовый фламинго, та-та-та-та-та-та», — грохот музыки из овального зала второй палубы доносил восторг ретродискотеки. Сергей с усилием открыл дверь, вдавленную сильным сквозняком, и оказался прямо перед барной стойкой. Не без труда, перекрикивая шум подпевающей толпы, ему удалось привлечь внимание — бармен согласно кивнул, и через пару минут он с бутылкой вина и тарелкой сыра, уворачивался от подвыпивших пассажиров, пробираясь вглубь, ища свободный столик. Таковых не было. Неожиданно взгляд его остановился на одном. За столиком сидела пара. Мужчина лет сорока, улыбаясь, говорил что-то спутнице. Та отвечала такой же улыбкой. На красивой голубоватой скатерти стояли лишь два недопитых бокала. Это обстоятельство и некоторая, как ему показалось, благожелательность сидящих сыграли решающую роль. Он подошёл и слегка наклонился, чтоб спросить разрешения присесть. Его вид с занятыми руками, да и сама обстановка не требовали дальнейших пояснений. Мужчина с пониманием улыбнулся, и, глянув на спутницу, согласно кивнул. Сергей присел.

Музыка наконец стихла. Гость посчитал себя обязанным извиниться за нарушенное уединение пары и тут же выяснил, что те из Борнмута — небольшого курортного городка, что на юге Англии, на берегу Ла-Манша. Он побывал там много лет назад, изучая язык, правда, толку было мало. Зато галерея какого-то местного художника, жившего лет триста назад, привела его в восторг. Тогда Сергей поймал себя на мысли, что тот, в отличие от «великих» и признанных, изображал на полотнах не выдуманную, а реальную жизнь, не задумываясь особенно над её смыслом. С интересом разглядывая детали одежды, предметы быта, он отметил, что жили тогда гораздо чище и одевались аккуратнее, чем представлялось ему ранее. Импонировала и манера исполнения — без нарочито гротескного навязывания болезненных и отчаянных сторон жизни простолюдинов, что контрастировало с работами русских передвижников на те же темы.

Они разговорились. Мужчина, который назвался странным именем Регонд, оказался известным телеведущим, она — бывшей журналисткой, невероятной популярности которой завидовали не только коллеги. Ныне же — просто женой, заботящейся о чудных, по их словам, двух детях. Её мать, супруга состоятельного медиамагната, согласилась присмотреть за прислугой, оставшейся с детьми в Англии. Круиз на русском теплоходе был своего рода отдыхом от постоянного внимания на родине. Правда, они сожалели, что и здесь им встретились иностранцы. Именно поэтому «неузнанность» и была радостью общения с Сергеем.

Слово за слово, и он уже с благодарностью к провидению думал об этой встрече, о посланной ему возможности провести хоть немного времени с приятными людьми, вне постоянно мелькающих и уже надоевших лиц случайных круизных знакомых. Они должны были сойти в Лондоне, но впереди ещё был Дувр и… Париж!

— Пари, Пари, Пари… па-ра-па-па-па-па-па-па-па… — приятный напев с чуть грудным голосом женщины заворожили его на мгновение. Такой раскованности Сергей не ожидал. Она почему-то так и не представилась, но это никак не отразилось на его настроении. «Да, счастливые пары счастливы по-разному», — подумал он и грустно улыбнулся ей.

— А вы знаете, — чуть помолчав, тихо произнёс гость, — что больше

всего удивило меня в вашем городе?

— Интересно было бы узнать, — с готовностью откликнулась дама. Муж вопросительно улыбнулся, поддерживая её любопытство.

— Я нанял местного гида — высокого сухопарого мужчину в преклонных годах, полагая убить двух зайцев: узнать побольше о курорте и заодно получить практику общения на языке, который изучал. Мы прекрасно провели несколько дней, посещая известные и не очень места, но вот в субботу он сообщил, что завтра уезжает с женой в Лондон по делам. Я-то был готов заниматься круглосуточно и поэтому предложил встретиться в воскресенье вечером, справедливо полагая, что от лишнего заработка тот не откажется. Но мой новый знакомый возразил, сославшись на позднее возвращение. Я смирился с потерей двух дней и попрощался до понедельника. Каково же было моё удивление, когда тот с сожалением заметил, что и в понедельник не получится — они-де с компанией в этот день играют в бридж. Я спросил, нельзя ли один раз отложить игру — через пять дней меня здесь уже не будет. Мой доброжелательный гид покачал головой: «Это невозможно. Я играю сорок лет и не посмел пропустить ни дня». Помню, меня смутили слова «не посмел». — Когда Сергей упомянул об этой детали, ему показалось, что мужчина, слегка кусая губу, нахмурился.

— С тех пор я мечтаю научиться играть в бридж, — не придав этому значения, рассмеялся новый знакомый.

— О! Это совсем не сложно, поверьте! — радостно откликнулась женщина. — Хотите, мы дадим вам несколько уроков? — Она, улыбнувшись, посмотрела на мужа. Тот согласно, но как-то странно кивнул. — Приходите к нам завтра же, после обеда. Наша каюта двести восемнадцать.

Сергей с благодарностью улыбнулся. «Странно, через одну каюту от меня, а я ни разу их не встретил», — мелькнуло в голове.

Музыка вновь тихо заиграла, и он, извинившись, поднялся, решив выйти на палубу. Ветра почти не было. «Завтра первое мая, надо же», — подумал он и невольно поморщил лоб. Стояла тихая тёплая ночь, столь редкая на ветреных морских просторах даже весной, что сознание такой особенности минуты сыграло свою трогательную роль. От сладостного чувства какой-то умиротворенности, от обволакивающей теплоты Сергей прикрыл глаза и, взявшись за поручни, поднял голову к ночному небу. Атлантика! Как редко ты бываешь такой ночью. Как редко человеку дарятся минуты блаженства! Как неприятен бывает мир вне этих мгновений, мир, о котором поэт написал:

Люблю сей Божий гнев, Люблю сие незримо Во всем разлитое Таинственное зло.

Сергею не нравился Тютчев. Странная способность замечать демонические грани мира во всём, что видел человек, что его окружало, настораживала. Настораживала невозможность возразить.

Но сейчас он наслаждался:

— Господи, как продлить это чудо? Как сделать вечным?

— Отличная ночь, не правда ли?

Сергей вздрогнул. Бесцеремонность, с которой были брошены слова, не оставляла сомнений в испорченности вечера. Он открыл глаза и обернулся. Рядом стоял средних лет мужчина в синем костюме, с красным платком в нагрудном кармане. Незнакомец даже не смотрел на него, что только добавило раздражения.

«Ещё один иностранец», — чувство дискомфорта нарастало. Сергей был готов уже ответить что-то резкое, но вдруг остановил себя. От незнакомца пахнуло приятным запахом. «Живанши пи» — обмануться было невозможно. Этот запах он мог отличить от чего угодно. Именно парфюма, а не туалетной воды, знал, что тот давно не выпускался. Неожиданно пришла мысль, что с ним говорили по-русски. Уже с любопытством глядя на незваного гостя, Сергей ответил: