Последний поезд на Ки-Уэст
Шрифт:
Счастливое ли то было время? Пожалуй. Сейчас все стерлось, позабылось, точно это происходило с другим человеком, точно я – другой человек, но когда-то ведь это действительно было. Каким-то образом эти моменты отошли в прошлое быстрее, чем я успела понять, и другие составляющие нашего брака, прежде сопряженные с потрясением и страхом, стали повседневным явлением.
– Нет, не всегда, – отвечаю я. – Когда мы поженились, все было по-другому. Конечно, мы были бедны, но это была другая бедность. До того как все пошло наперекосяк,
Тогда мы жили надеждой. Даже когда все пошло наперекосяк, у Тома была лодка. Он часто повторял, что тот, кто готов трудиться, может горы свернуть. Но, как выяснилось, одной лодки было недостаточно. Он умел ловить рыбу, но в ней мало толку, когда у людей нет денег, чтобы заплатить за нее.
– Он изменился, – подытоживаю я. – Или жизнь изменила нас.
Но ведь в этом мире есть много хороших мужчин, которые, подобно остальным, все потеряли, но не колотят своих жен и не пропивают остатки выручки. Может быть, эти склонности были у Тома всегда, а я просто не замечала их?
– И как это понять? – спрашивает Мирта. Она побледнела и широко раскрыла глаза.
Такая молодая.
– Как понять, что ты вышла замуж за мужчину, который изменится? – заканчиваю я за нее.
Она кивает.
– Не думаю, что это можно понять. Ты хотела выйти за него?
Неужели она, подобно мне, повелась на широкие плечи? Воображала океанский воздух и ветер, играющий в волосах? Мечтала о приключениях? Влюбилась настолько безоглядно, что слушала только собственное сердце, а его сердце не слышала?
– Не знаю. Я хотела стать женой. Иметь семью. Ничего лучше в голову не приходит.
Мне хочется сделать и сказать что-то более стоящее. Хотя у нас с ней ситуации разные, но я помню, каково это – быть молодой женой, пытаться создать семью и дом почти без всякой помощи. Я, по крайней мере, когда вышла замуж, стала жить неподалеку от родителей. Не могу представить, каково это – переезжать в другую страну с супругом, которого почти не знаешь.
За моей спиной слышится шум – Руби зовет меня.
– Вот и перерыв закончился. Надо возвращаться к работе.
– Спасибо, что поговорила со мной. – Мирта наклоняется и быстро обнимает меня, а когда разжимает руки, я проверяю, не осталось ли на ее шикарном платье грязных и жирных пятен от моего передника. – Спасибо, – снова шепчет она. – И удачи. Пусть у тебя и твоего малыша все будет хорошо.
– И тебе того же.
Я еще немного медлю, пытаясь найти для нее нужные слова, но ничего не приходит в голову.
Ощущать беспомощность тяжелее всего – осознание того, что ты в ловушке у жизни, у обстоятельств, и от тебя ничего не зависит, изматывает. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. От этого хочется бежать прочь со всех ног и без оглядки. От этого хочется ругаться на чем свет стоит.
Я вижу это в ее глазах – искорку, вспышку гнева, яростного и внезапного, преображающего ее в совершенно другого человека. В человека, которого я знаю.
Я улыбаюсь ей в ответ.
– Еще
Новая посетительница молоденькая и хорошенькая. На первый взгляд у нее отличный наряд, но в том, как этот наряд сидит на ней, есть что-то странное, точно он был сшит на юную девочку, до того, как ее формы стали более женственными. Подол платья короче, чем требует мода, и в талии, подчеркнутой пояском, оно ей тесно, несмотря на стройную фигуру. Впрочем, на шее прелестный кулон, который придает лоск всему образу – в наших краях это редко увидишь.
Ясно, что она нездешняя.
Возле ног на полу саквояж – когда-то он выглядел шикарно, но уже пообтрепался.
– Беглянка, – высказывает предположение Руби.
– Для беглянки одежда слишком хорошая.
– У богатеньких детишек тоже бывают трудности, – фыркает Руби.
Возможно, но когда твои собственные проблемы так или иначе связаны с деньгами, другое объяснение представляется с трудом.
– Похоже, у нее неприятности, – бормочу я.
– Или она приехала сюда, чтобы от них избавиться, – Руби обводит взглядом ресторан. – Жаль, если ураган доберется сюда, их планы на отдых полетят ко всем чертям.
Больше она ничего не говорит, но я слышу в ее голосе невысказанное беспокойство – если ударит ураган, ресторан понесет убытки, а сейчас нам, как никогда, нужна работа.
Я подхожу к столику приезжей.
– Добрый день. Добро пожаловать в кафе «У Руби». Что будете заказывать?
– Кофе, пожалуйста. Черный.
– Что-нибудь еще?
Девушка медлит с ответом, прикусывает нижнюю губу.
– Нет, спасибо.
Я вношу коррективы в первоначальную оценку. Возможно, когда-то она была богатой – ее наряд и модный саквояж явно это доказывают, но сейчас она выглядит голодной и испуганной.
– Сейчас принесу.
Я наливаю кофе и прихватываю из кухни кусок лаймового пирога.
Руби качает головой, когда я иду с тарелкой мимо нее.
– Ты, Хелен, добрая душа.
– Она совсем ребенок.
– А у тебя свой на подходе. И, судя по тому, как за последнюю неделю опустился живот, ждать уже недолго.
– Вот если мой малыш когда-нибудь будет голоден, одинок или испуган, кто-нибудь ему поможет.
– Запишу на твой счет, – вздыхает она.
Том спросит, почему я меньше заработала на этой неделе, но с этим мы потом разберемся.
Я направляюсь к столу, по пути принимаю еще один заказ и ставлю перед девушкой кофе и тарелку с фирменным лаймовым пирогом.
У нее округляются глаза.
– Это ошибка. Я пирог не заказывала. Только кофе.
– За счет заведения, – отвечаю я и, замечая в ее взгляде решительный блеск и уязвленную гордость, прибегаю ко лжи: – Его никто не заказывает, и в конце дня придется его выбросить. Сделаете одолжение, честное слово. Меня от его запаха мутит. На дух его не выношу.
Верит ли она мне или слишком голодна, только она берет вилку, поддевает кусочек и, прикрыв глаза, проглатывает его.