Последний путь под венец
Шрифт:
Я задала себе тему для размышлений: шерше ля фам. Ищите женщину! И почти сразу же сбилась на мысли о пропавшей Аде-Миладе.
Ее дочь Катерина, с которой я говорила по телефону, была очень удивлена сообщением о том, что мы с Адой лежали в одной палате после пластической операции. По словам Катерины, у ее матушки всегда имелось стремление любой ценой сохранить и приумножить свою женскую красоту, вот только этой самой любой цены у нее никогда не бывало. Я не стала скрывать, сколько стоила операция блефаропластики, и Катя уверенно заявила: такими деньгами
– Может быть, она нашла спонсора? – осторожно предположила я.
– В смысле, мужчину, который заплатил за ее операцию? – Катерина задумалась. – Я не знаю… Какой-то перспективный кавалер у матери действительно завелся, но я не знаю, кто он такой. Мать его скрывала, только хвалилась, что этот-то не рохля, а «настоящий мужик». Вообще-то я думала, что она сейчас именно с ним…
– Ну уж нет! – уверенно возразила я. – Об этом забудьте! Сразу после блефаропластики мужикам показываться никак нельзя, разбегутся даже самые настоящие!
– А где же она тогда, если не у кавалера? Другого жилья, кроме нашей общей квартиры, у мамы нет.
– Может быть, она временно живет у какой-нибудь родни или у подруги?
– Вся мамина родня – это мы с Вадиком, а от подружек она на всякий случай избавилась еще в период первого замужества. Что, впрочем, не помогло, потому что папочка мой всё равно ушел к другой…
– Тогда она могла переселиться в отель.
– Что вы! Не могла! – Катерина искренне ужаснулась. – Это же страшно дорого!
«Но не дороже, чем пластическая операция», – подумала я, хотя вслух ничего такого не сказала.
Мне не хотелось дополнительно расстраивать собеседницу предположением, что ее дорогая матушка скрывала от единственных родственников не только свои планы, но и средства.
– И фотографии все, как одна, пропали, даже ее любимая, которая у нее в комнате на стене висела, – там мамуля красавица редкая, на Клеопатру похожа. Вот, спрашивается, зачем она фотографии свои спрятала?
– Чтобы не напоминали о прожитой жизни и, соответственно, о возрасте? – предположила я.
– Может, и так. Но главное, я не понимаю, зачем она сама прячется не только от чужих людей, но и от нас с Вадиком? – высказала свое недоумение Катерина. – Нам-то совершенно неважно, красивая она или не очень, мы ее всякую любим! А после операции, наверное, особенно нужна забота близких людей.
– Это точно, – согласилась я, чутко принюхиваясь: из кухни потянуло на редкость вкусными запахами.
Близкий мне человек Ирка, заботясь о послеоперационной больной, готовила фирменную запеканку.
Закончив разговор с Катериной, я побегала по комнате кругами – на ходу мне всегда лучше думается – и нагуляла-таки дельную мысль. Для ее воплощения пришлось нарушить врачебные предписания и сесть за компьютер. Благо моя личная сестра милосердия Ирина Максимова, занятая благородными поварскими трудами, не сразу это заметила и не успела мне помешать. И то сказать – я действовала быстро, четко и грамотно.
В нашей стране даже дети знают простую истину: «Кто что охраняет, тот то и имеет». Помните, кот Матроскин в мультфильме говорил: «У нас этого гуталина – завались, потому что у нас дядя на гуталиновой фабрике работает!» У меня вовсе нет гуталина, потому что я работаю на телевидении. Зато именно поэтому у меня есть доступ к рычагам и ресурсам, определяющим картинку на нашем голубом экране.
Первым делом я выяснила, кто из моих сотрудников монтировал нехитрую «висячку» с объявлением о розыске Милады Ульянцевой. Затем потребовала прислать мне по электронной почте исходную фотографию пропавшей дамы и получила ее. Потом загрузила фото зрелой Барби в программу компьютерного подбора причесок и за две минуты превратила гламурную блондинку с золотыми локонами в деревенскую ведьму с нечесаными патлами, видом и цветом напоминающими космы кукурузного початка.
В картинках Яндекса по лаконичному запросу «Мичурин» я нашла колхозного вида соломенный головной убор, и наконец в детской рисовальной программе, которую освоила по ходу жизни вместе с Масяней, прилепила на шляпу небольшой лохматый подсолнух.
– Как живая! – посмотрев на женский вариант Страшилы на экране, сказала моя подруга.
Она пришла, когда я уже заканчивала свою особо творческую работу, и не стала отгонять меня от компьютера – заинтересовалась. Впечатляющий результат своих трудов я отправила монтажеру и велела немедленно переделать ролик, заменив старое фото на новое и домашний телефон Катерины на мой мобильный. И сразу же выдать модифицированное объявление в эфир!
– Что хочу, то и ворочу, – со смесью одобрения и укора в голосе прокомментировала мои самоуправные действия Ирка.
– На нашей гуталиновой фабрике я главная, – похвалилась я, устало отодвигаясь от компьютера.
– Ладно, я понимаю, есть смысл обновить в объявлении фотографию, но зачем менять телефонный номер?
– Затем, что у Катерины нет мобильника, и дома она бывает только по вечерам, а я нацелена на скорейший результат!
– Ну-ну, – сказала подруга. – Тогда как насчет того, чтобы, пока есть время, результативно нацелиться на запеканку с клубникой?
Я посмотрела на часы.
– Новый ролик выйдет в эфир минут через сорок. Давай, тащи свою запеканку!
Тем же вечером по измененному объявлению мне позвонили четверо.
Первый звонок был откровенно дурацкий, из серии телефонных хулиганств.
– Видал я такое чучело… в гробу, в белых тапочках! – хрюкая от смеха, сообщил мне юношеский голос и превратился в короткие гудки.
Вторым позвонил сильно нетрезвый гражданин, который был уверен, что по телевизору показали его тещу. Он только не понял, почему ее при этом назвали чужим именем? Она никакая не Ульянова-Ленина, она эта… Как ее? Шевченко. Зинаида Шевченко. И кто это, интересно, ее разыскивает? Чего ее искать, когда она прямо сейчас на кухне зеленый борщ варит. Забирать-то тещу будете? Нет? А почему? Не-е-ет уж, давайте, забирайте, раз искали! От зятя, желающего сбагрить кому попало нелюбимую тещу, я отделалась с большим трудом.