Последний реанорец. Том I и Том II
Шрифт:
— Вот! — язвительно заметил Трубецкой, тряся пальцем перед носом Потёмкина. — Сам признался, что валькирия! Война — мужское дело. Девушки должны быть как моя Алиша. Умные, нежные, обходительные. Лишь в редких случаях способная постоять за себя, причем должна находиться под мужским крылом. Ведь что это за мужик, который не может защитить собственную женщину? А твоя только крушить горазда!
— Чего?! Внучку мою решил обидеть? — взбеленился вдруг Александр, а в помещении разом потемнело. — Да я тебя сейчас в бараний рог скручу
— А ты попробуй! — не остался в долгу Михаил, и глаза того налилась неестественной синевой морской волны.
— Господи, Куня, они опять за старое, — простонала с безнадёгой Алина, обращаясь к подруге, и наблюдая за двумя стариками, переругивающимися за пологом тишины. Даже не слыша князей, девушка уже понимала, что происходит.
— Думаешь, спорят, кому он достанется? — полюбопытствовала Прасковья, не сводя заинтересованного взгляда с Ежова и Лазарева.
— Прости, Куня, но это и так понятно, какому роду он достанется, — просияла Трубецкая, поддев свою собеседницу.
— Это с чего ты так решила? — надула губы Черная Боярышня. — Мы тоже воителей взращиваем.
— Но не таких как мы! — не осталась в долгу Алина.
— Сука!.. Как же… всё горит! — вырвался хриплый рык изо рта. — Проклятье…
Треск внутри был настолько громким и отчетливым, что мне казалось, что это ломаются собственные кости и разрываются мыщцы и сухожилия, а нервы кто-то окунул в кислоту. Жжение было настолько обжигающим, будто вместо крови, по венам гуляла раскалённая лава.
Но уже в следующую секунду треск превратился в шелестящий оглушающий гул, а затем внутри груди, словно прорвало плотину или сошла настоящая лавина, и следом из моего тела стал просачиваться ярко-алый туман.
— Всем прочь! — услышал я громкий крик. — Не подходите к парню! Я сам!
Перед глазами всё плыло, руки по запястья и часть коленей уже находись в каменном канвасе арены, но я успел разглядеть вначале ноги, а после неожиданный спаситель склонился, и удалось разглядеть чуть морщинистое лицо незнакомого человека.
— Тише, сынок. Знаю, больно, — вкрадчиво и даже с неким подобием теплоты произнес он. — Это спонтанное пробуждение силы духа. Весьма болезненный процесс. Ты сопротивлялся жжению в солнечном сплетении, да? А не нужно было, теперь придётся потерпеть. Я могу помочь, но только если ты позволишь. Ты как, согласен?
Что? Пробуждение? Сила духа? Что несет этот старый пень? Да эфир бы ни за что не позволил бы поселиться в моём теле чужеродной си… Сука! Так вот в чём дело…
И до меня, наконец, дошло осознание происходящего.
Эфир сейчас бесконтролен в моём теле, вместилище искорежено, очаг скопления силы исковеркан. И всё прежние правила не работают. По этой причине моя сила эфира и не препятствовала формированию новой, а помогала хозяину. Но я по своей толстолобой натуре сопротивлялся и терпел жжение и тем самым, как понимаю,
— Поз… воляю… — прокряхтел невнятно я, выбора и не было сейчас особо.
Ведь в нынешнем положении был виноват я сам. Точнее моя собственная глупость и гордыня. Мог бы догадаться, что к чему, если бы побеседовал с Устиновым, либо тщательнее порылся в паутине.
Крыло херувима мне в зад! Как же я сейчас жалок! Опозорен…
— Врать не буду, — вдруг с ухмылкой произнес мужик, коснувшись моего плеча. — Сейчас будет очень больно. Такое мы делаем в специально отведенной комнате для пробуждающихся. Так что… Терпи! И главное не теряй сознание…
А после как показалось меня, словно опустили в чан с кипящим маслом, а тело попытались вывернуть наизнанку, сдабривая весь этот процесс разрядами электрических угрей и раскалёнными углями.
Похоже, этот незнакомец пытался помочь своей силой духа, моей пробуждающейся.
— О каааак… — пропыхтел протяжно и внезапно старик. — Сколько же ты… терпел, парень?..
— Не… помню, — невнятно пробурчал я, еле сдерживаясь, чтобы не отрубиться. — Дней пять… кажется…
— Сколько?! — в голосе у старикана засквозил шок от услышанного.
— Не знаю… может даже шесть… — проскрежетал я, вцепившись зубами в собственную руку, прокусывая ту до самой кости, и посылая сдавленный и наполненный болью крик в мясо, в это время голова моя уже была упёрта в канвас и никто не мог слышать моих мучительных стонов.
Хрен кто услышит мой крик! И не такое в корпусе Высшей Речи приходилось терпеть.
— Твою мать! Откуда только ты выискался такой?! Упёртая у тебя сила духа, однако, — прокряхтел изумлённо он, сквозь зачатки веселого смеха. — У тебя и подобных тебе такое бывает к годам двадцати пяти… Ну вот кажется и всё… — расслабленно выдохнул старик, присев нелепо на задницу прямо напротив меня устало выдыхая и утирая выступивший пот со лба, параллельно с этим выпуская из стальной хватки моё плечо. — Попробуй её ощутить и собрать… Она внутри… Похожа на гладкую сферу… Попробуй собрать всё воедино, — подобно мудрому аксакалу устало изрёк он со слабой улыбкой, накручивая ус двумя пальцами, и наблюдая за моей реакцией.
Стоило усачу закончить говорить и выпустить моё плечо, впервые за долгое время я ощутил, как огонь чуть ниже груди стал сходить на нет, а затем и вовсе пропал, оставляя после себя лишь слабую истому и жуткую слабость во всей моей многострадальной тушке.
Не теряя ни секунды, я медленно прикрыл веки и попытался нащупать внутри ту самую сферу, о которой говорил старик, только моя оказалась не гладкой, а многогранной. И какое же было удивление, когда я смог её обнаружить совсем рядом с моим искорёженным вместилищем. Но повергло меня в шок не это, удивило меня то, что мой эфир обтекал силу духа, не соперничая и не сталкиваясь, а будто дополняя её.