Последний римлянин (Боэций)
Шрифт:
Эта концепция красоты связана с неоплатоновским учением об эманации (истечении) Единого. Почти одновременно с Боэцием в Византии ее детально развивает христианский неоплатоник Псевдо-Дионисий Ареопагит. Боэций отмечает: "Все, о чем говорится как о несовер-{147}шенном, проистекает вследствие выделения несовершенного из совершенного. Природа того, откуда все сущее берет начало, неделима и совершенна, однако по мере удаления от божественной сущности оно вырождается в нечто ограниченное и разобщенное"27. Высшее начало является наипрекраснейшим, в нем же заключено высшее благо. И подобно тому как в земных благах нельзя найти совершенное счастье, земная красота также лишена подлинного совершенства и содержит лишь часть высшей нетленной красоты,
У подножия этой пирамиды находится красота вещей неодушевленных. Человеческий взор наслаждается блеском драгоценных камней, видом богатой одежды. "Но то, что присуще этому поразительному сверканию, эта роскошь камней не принадлежит людям... Как происходит, что нечто, лишенное движений души и тела, кажется действительно прекрасным одушевленному существу, наделенному разумом?"28 - поражается философ. В драгоценных камнях должна прежде всего привлекать не поверхностная красота, но "труд создателя и их своеобразие". И драгоценности, и красивая одежда, по его мнению, не обладают истинной красотой. Они ниже человека по природе, и, следовательно, эстетическое наслаждение, вызываемое ими, обманчиво.
Человека радует красота природы, людей восхищает вид зеленеющих полей, спокойного моря, весенних цветов. Эта красота выше прелести драгоценных камней или одежды, ибо она одушевлена и более приближена к первоначалу сущего. Но и она отделена от человека. Красота окружающего мира лишь источник наслаждений для взора. По природе сущего она тоже не принадлежит человеку. Эстетическое наслаждение, вызываемое этой красотой, представляется Боэцию "пустыми утехами", ибо красота отделенных от человека вещей является случайной, внешней, воспринимаемой лишь чувственно. Она преходяща, бренна и не имеет для человека подлинной ценности, не затрагивает его собственной природы.
Мысль эта тесно связана с этической концепцией автора "Утешения". Красоту, как и истинное благо, следует искать не во внешних вещах, а в душе человека. "Разве таков порядок мира, чтобы существо, сопричастное божественному разуму, могло блистать не иначе как через обладание неодушевленными предметами? Другие [существа] довольствуются принадлежащим им, вы же, разумом подобные богу, ищете в низменных вещах укра-{148}шение отличнейшей природы и не понимаете, какое оскорбление вы наносите своему происхождению... Ваше заблуждение простирается столь далеко, что вы считаете, что вам может придать блеск чужая красота, но это невозможно; ведь если нечто приобретает блеск благодаря украшениям, то прославляется само то, что приложено, скрытое же под ним сохраняет свое безобразие" 29.
Красота человеческого тела представляется Боэцию явлением более высокого порядка, чем красота отделенных от человека вещей. Но и на ней лежит отпечаток бренности, присущей всему земному. Поэтому не следует желать красоты лица и тела. Ведь то, что вызывает восхищение, может быть уничтожено болезнью. С этической точки зрения красота относится к числу внешних благ, "которые и не указывают пути к блаженству, и сами не делают людей блаженными". Эта красота лишь следствие несовершенства зрительного восприятия человека: "Если бы, как говорит Аристотель, люди обладали глазами рыси, то они своим взглядом проникали бы через преграды. И если бы существовала возможность проникнуть взором внутрь человеческого тела, разве не показалось бы безобразным тело Алкивиада **, обладавшего прекрасной наружностью? Следовательно, то, что ты кажешься прекрасным, определяется не твоей природой, но слабостью взирающих на тебя глаз" 30.
______________
** Алкивиад (около 450-404 гг. до н. э.) - один из афинских стратегов в период Пелопоннесской войны. В античном мире считался образцом мужской красоты.
Характеризуя различные виды красоты, заключенной в чувственно воспринимаемых вещах, в природе и человеке, философ утверждает, что красота эта не является сущностной, истинной.
Эстетическая концепция Боэция, составляющая один из важных аспектов его учения в целом, сложилась в эпоху перехода от античности к новому типу культуры, характеризующемуся господством христианской церкви. Однако при этом "последний римлянин" не выходит, по существу, за рамки античной философской традиции. Это особенно характерно для его ранних произведений, содержащих трактовку числа и теоретических проблем му-{149}зыки. Здесь Боэций излагает основные моменты пифагорейско-платоновской музыкально-математической теории. В своей интерпретации числа и некоторых других положений он, возможно, выглядит более "архаичным" и теснее связанным с древней традицией, чем, например, Августин, живший раньше него. Но ценность боэциева учения о числе и музыке не в новизне трактовки, а, напротив, в сохранении и систематизации античных знаний. Благодаря ему для последующих поколений стали доступными целые фрагменты из сочинений античных авторов о музыке, в частности Аристоксена, Филолая и даже современника "последнего римлянина" Альбина. От Боэция берут начало многие современные музыкальные термины, переведенные им на латинский язык с греческого, такие, например, как консонанс, диссонанс и др.
"Все крупные теоретики последующего тысячелетия воспитывались на трактате Боэция "Наставления к музыке". Особенно значительным был его авторитет в средние века, когда буквально все музыкально-теоретические сочинения были испещрены ремарками: "Как сказал Боэций", "Боэций утверждал", "Согласно Боэцию" и т. д. Для того чтобы читатель полностью поверил в справедливость высказываемых положений, средневековому автору нужно было прежде всего сослаться на авторитет Боэция..." 31 В эпоху Возрождения "Наставления к арифметике" и "Наставления к музыке" также высоко оцениваются, однако уже не как учебники, а как "памятники культуры", содержащие подробное изложение знаний древности, как источники по истории античной математики и музыки.
Более широкая эстетическая концепция, представленная в "Утешении", активно влияла на средневековую литературу и эстетику и своими теоретическими положениями, и самой системой аллегорий и поэтических образов. Боэций выступил как теоретик красоты гармонической и пропорциональной, выдвинув разум в качестве основного критерия эстетического восприятия. И до настоящего времени сочинения Боэция продолжают оставаться в числе основных источников, откуда ученые и музыканты черпают сведения по истории античной эстетики и музыкальной теории.
Не рвется связь времен
Своим творчеством Боэций решал задачу, поставленную его временем, которое было одним из узловых пунктов исторического развития, требовавшим синтеза прошлого {150} и интуиции будущего. Под пером Боэция элементы античного знания и философии превращаются в строительный материал для новой системы мышления, новой культуры. Философ не только охвачен предчувствием этого будущего, но и реально помогает ему взрасти не на вытоптанном поле, но на ниве, подготовленной к посеву сложной духовной работой многих поколений. Боэций был сыном своего времени, но благодаря интуиции будущего стал "своим" и для средневековья. Этому способствовали многие причины, однако в значительной степени и то, что в Боэции не было непонятности, неразгаданности гения, но строгая логика, доступность в изложении сложнейших философских проблем, "прозрачная" универсальность, сочетающаяся с художественной образностью и аллегоризмом, не затемняющими, а, напротив, высвечивающими существо кардинальных вопросов бытия, мира и человека. Боэций писал, чтобы быть понятым, и это ему удалось.