Последний секрет плащаницы
Шрифт:
Довольный тем, что ему тоже удалось немного поддеть монаха, Боссюэ сел за свой стол. Еда, как и в прошлые два раза, оказалась отменной.
Ужин закончился в половине девятого, и вскоре после него, около девяти, Жиль с братом Хосе, как и все остальные монахи, отправились в церковь. Они вошли внутрь с северной стороны галереи. В церкви был полумрак: ее слабо освещали несколько факелов, создававшие впечатление, будто дело происходит в Средние века, а не в конце XIX века. Только алтарь был освещен ярче, как порт посреди темных просторов океана. Во всей церкви было тихо, и слышались лишь осторожные шаги монахов и жалобный скрип скамей, на которые они садились.
— Вы
Скамьи для монахов находились по обе стороны от алтаря, друг напротив друга, и были отделены от остальной церкви огромной чугунной решеткой. Скамья, где сидел Жиль, находилась по другую сторону этой решетки, на пересечении центрального и поперечного нефов. Оглядевшись вокруг, чтобы узнать, не появились ли в монастыре другие паломники, он увидел пять-шесть человек, сидевших на несколько рядов позади него. Было видно, что все они старательно приоделись, хотя одежда некоторых из них, судя по виду, была едва ли не столетней давности. Разглядев этих людей, Боссюэ решил, что, вероятнее всего, они были работниками монастыря, а не паломниками. У них были суровые, изможденные лица, и они с таким вниманием следили за тем, что происходило по другую сторону решетки, что едва удостоили Жиля взглядом.
В церкви было три нефа, отделенных друг от друга огромными колоннами, на которых держались арки. Трансепт и центральный неф, пересекаясь, образовывали крест. В глубине апсиды, за алтарем, находилось ретабло из белого алебастра, изображавшее святых и Деву Марию. Внизу, на простом каменном столе, стояла дарохранительница, а в нескольких метрах от нее располагался аналой.
Монахи, сидевшие на скамьях по обе стороны алтаря, сосредоточенно бормотали молитвы, и наконец один из них, которого Жиль раньше не видел, приблизился к аналою и, перевернув страницы лежавшей на нем Библии, размеренным голосом прочитал:
— Евангелие от Марка: «И как уже настал вечер, — потому что была пятница, то есть день перед субботою, — пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу. Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею и положил Его во гробе…» [4] .
Боссюэ вздрогнул, услышав эти слова. У него опять возникло ощущение, что какая-то сила упорно влекла его к чему-то таинственному, чего он еще никак не мог осознать. Случайным ли было то, что во время службы стали читать именно отрывок о святой плащанице? Возможно, это действительно было так, и это было лишь совпадение — одно из многих в этой истории… Однако не исключено было и то, что брат Алехандро специально все подстроил, чтобы посмотреть на его реакцию. В таком случае Жиль, несомненно, выдал себя. Встревоженный и смущенный, он бросил взгляд на брата Алехандро, ожидая увидеть в его глазах подтверждение, но тот, поглощенный службой, даже не смотрел на него. Как бы то ни было, это лишь еще больше обеспокоило Жиля.
4
Цитаты из Библии здесь и далее приводятся по Синодальному переводу.
— Слово Божие, — заключил свое чтение монах (Боссюэ даже не слышал, о чем шла речь после того, как была упомянута
— Тебя, Господа, хвалим! — в унисон воскликнули братья, отчего Жиль снова вздрогнул.
Затем раздалось пение. Церковь наполнили торжественные, певучие голоса монахов, певших Salve, о котором Жилю говорил брат Хосе. При этих звуках Боссюэ вдруг почувствовал, как покой и умиротворение входят в его душу: все его страхи и беспокойства стали казаться ничтожными перед безыскусной красотой песнопения и безграничной верой, которой оно было пронизано. Когда голоса смолкли, их отзвук еще секунду звенел в каменных сводах, и затем наступила тишина.
Братья снова зашептали молитвы, и через некоторое время монах, читавший Евангелие, поднялся со своего места и, засветив три большие свечи, погасил все остальные, за исключением той, что освещала дарохранительницу. Аббат приблизился к аналою. В полумраке церкви его лица практически не было видно, но от его фигуры веяло какой-то таинственной силой, которую Боссюэ почувствовал еще в трапезной.
— Благословляю вас во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — сказал он глубоким голосом, осенив братьев крестным знамением. — Идите с миром.
Монахи начали подниматься со своих мест и чинно направились к выходу. Брат Хосе, шедший одним из последних, подошел к Жилю.
— Вам понравилось Salve? — спросил он, когда они вышли из церкви.
— Да, очень, — искренне ответил Боссюэ.
— Это старинное песнопение, — пояснил монах, заметив неподдельный интерес Жиля. — В нем мы просим Господа, чтобы Он позволил нам послужить Ему еще один день.
— Восхитительное песнопение, потрясает до глубины души, — снова откликнулся Боссюэ.
За то время, пока они были в церкви, воздух стал еще холоднее. Жиль машинально сунул руки в карманы и нащупал лежавший там листок с планом, о котором он уже почти забыл. Брат Хосе и Боссюэ молча пересекли галерею до вестибюля и оказались у лестницы, ведшей наверх, в кельи монахов.
— Проводить вас до вашей кельи? — спросил брат Хосе.
— Нет, спасибо. Я ведь знаю дорогу.
— Хорошо, как хотите. В таком случае до завтра. Я зайду за вами перед завтраком. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил Жиль, помахав рукой на прощание.
Брат Хосе повернулся и двинулся по лестнице наверх, а Боссюэ остался стоять, дожидаясь, пока все монахи разойдутся по своим кельям. Когда вестибюль опустел, Жиль выждал для верности еще некоторое время и полез в карман за планом монастыря. К его удивлению, листка там не оказалось. Боссюэ сунул руку в другой — левый — карман, хотя был уверен, что всего несколько минут назад план находился в правом. Как он мог его потерять? Жиль постарался восстановить в памяти все, что произошло с тех пор, как они с братом Хосе вышли в крытую галерею… «Это случилось, когда мы прощались! Ну конечно же, когда прощались!» — подумал Боссюэ и невольно повторил тот самый жест. Он ясно вспомнил, как вынул руку из кармана и помахал брату Хосе. Несомненно, он уронил план именно в тот момент.
Жиль нагнулся, чтобы поискать листок на земле, как вдруг за его спиной раздался голос, который он тотчас узнал:
— Добрый вечер, сеньор Боссюэ.
— Добрый вечер, брат Алехандро, — все еще не поворачиваясь, ответил Жиль.
— Вы что-то ищете? — спросил монах. — Возможно, этот листок? — добавил он ледяным тоном в тот момент, когда Боссюэ уже собирался ответить, что вовсе ничего не ищет.
Жиль обернулся и потерял дар речи: монах держал в руке план, угрожающе потрясая им как оружием.