Последний Шаман 2
Шрифт:
— Озарённый, значит, — вынес он вердикт, морс допивая и жестом показывая, что с лечением достаточно. — Нечто такое я и предполагал. И давно?
— Почти две недели как. — прикинул по дням, сам удивляясь своему прогрессу за столь краткое время.
И закономерным оказался тот факт, что Яков мне ни сколько не поверил.
— Брешешь. — сказал он уверенно.
— Отнюдь, — не согласился с ним, тоже беря горсть брикетов из коробки. — Более того, я ещё и твой племянник, так что, дорогой дядя, веди себя достойно образу Семьи Кравец.
В этот момент черноволосый и иссечённый шрамами мужчина напрягся и
— А вот с этим не шути так. — заявил он угрожающе, на что я лишь улыбнулся.
— А мне и не до шуток. Вот уже две недели как не до шуток и если по уму да по серьёзке говорить, то в прошлой жизни я аккурат являлся Сергеем Кравец. Хочешь верь, хочешь проверь. — развёл я руками перед его очень хмурым и не добрым взором.
— Наш код связи при экстренных случаях? — сразу же задал он вопрос и я ответил.
— Jango-sigma-4115
— Полное имя ультра-крафтера?
— Микки Морео Гнасси.
— Сколько родинок на теле Сергея?
И тут я не выдержал и хохотнул, вспоминая тот же вопрос-проверку, заданный мне когда-то Елизаветой.
— Ахахах, Лизка, да это, я смотрю, в тренде! Ты потом генетически проверься, вдруг ты тоже из их семьи? — хихикал я, а на не понимающий взгляд Якова только рукой махнул. — Не парься. А у Сергея, то есть, у меня, было 29 родинок и я до сих пор не понимаю, как можно быть на столько себялюбивым.
Яков прожигал меня глазами, в которых сталкивалось и переплеталось столько чувств, сколько я в принципе в людях за раз не встречал. И ярость, и гнев, и отчаяние, и страх, и надежда, всё в одном человеке. На тонком плане его эмоции выглядели как перепутанный клубок ярчайших нитей, которые одновременно и страшно попытаться расплести, и очень хочется.
— Может тебя окончательно убедят невидимый ультра-кар и наставник, прикованный к скале? — выложил я все козыри на стол и это его почти прошибло.
—…чтоб тебя. — ругнулся он и стеклянная бутылка из под морса лопнула в его руке. — Если твой рассказ искусно сплетённая ложь, добытая из памяти моих родственников, то клянусь, смерть твоя будет долгой.
— Яков! — воскликнула Елизавета, уже готовая подойти и расколоть об его голову последнюю целую бутылку алкоголя. — Не знаю, о чём ваша беседа, но если ты ещё раз будешь угрожать моему другу, то сдохнешь раньше, чем попробуешь это сделать.
Из темноты зала она подходила взбешённой фурией и сущность за её спиной окончательно сбрасывала с себя остатки блоков. Теперь, вместо бесформенной глыбы, за плечами Елизаветы находилось создание, выточенное будто из тёмно-синего камня. К тому же, с изящных рук этого существа тянулись белые тонкие нити, становящиеся длиннее и шире по мере её нарастающего гнева.
— И между прочим, если не забыл, ты у меня до сих пор в долгу. Всё понял? Я доходчиво объяснила? — вытянув руку с зажатой бутылкой, она и сама не заметила, как намерением отправила белые нити вперёд, в сторону Якова.
И попытавшись заслониться от них ладонью, Яков замер, так как нити тут же оплели его эфирную суть и начали множиться, сплетаться, переплетаться и превращаться… в те самые блокирующие жгуты, которые я снимал с Елизаветы! Да только в этот раз они полностью контролировались ею.
— Так-так-так. Всё. Баста. Достаточно, — замахал я руками, глядя, как оба участника конфликта
—…так бы и сказал спец Хенвлоу. — пробормотал Яков, разминая выпущенную из пут руку.
— Спец Хенвлоу не оказался бы в той же заднице, что и все здесь присутствующие, — парировал его вывод, беззаботно затачивая батончик и наслаждаясь его мясным вкусом. — И кстати говоря. Ты вот этого мог и не помнить, но за тобой пятнадцать ковбоев отправили только чтобы увезти. Они все здесь, можешь любого поспрашивать. Сделать я этого им, конечно, не позволил, но от тебя дожидаться благодарности, скорее всего, придётся вечность.
— И ты ему доверяешь? — спросил он у Елизаветы, которая ошарашенно наблюдала за своими руками, ведь и в ней самой начал открываться третий глаз.
— Как себе, Яков. — коротко прозвучал её ответ.
— Ладно… — выдохнул он и в этом движении будто разом телесно сдулся, хоть и продолжал говорить веско и тяжело. — Ладно-ладно-ладно, хорошо. Допустим, на минуту, что всё действительно обстоит так, как ты говоришь. Тогда в чём резон тебе помогать ей? Или помогать мне? Скажи, чего ты хочешь? И отвечай честно. А я уж тебя послушаю и решу, по пути ли нам или нет.
— Вооот с этого и следовало начинать разговор. — пропел я сплитом голосов Сергея и Грея, которые к этому моменту прекрасно оценили, взвесили и поняли характер вновь себя обредшего Якова Кравец.
Уже тогда, будучи в его сознании, я предвосхитил, что разговор с ним будет долгим и уж точно не простым. Да и до схи пор, для меня казался крайне удивительным тот факт, что этот древний человек способен на связную и толковую речь, после пережитого им кошмара. После предательства, подставы, пыток, допросов и долгих лет под чужими личинами, он сидел сейчас передо мной тем собой, который жил волей, борьбой и противостоянием.
И именно эта фигура мне и нужна была на игровом столе.
— Да всё просто, Яков. Я старик. Такой же, как и ты. Я повидал дер*мо. Не только в своей жизни. И в твоей тоже. И в чужих. И во всех тех, в которых жил когда-то. Я тоже вижу всё, что вокруг происходит. Всю эту треклятую ложь, позорную постанову зацепившихся за власть, в которую поверили миллионы. И мне это не нравится, Яков. Крайне не нравится. И я совру, если скажу, что не чувством мести пропитаны мои мотивы. И ею тоже, это правда. Но кроме неё меня ведёт безумное желание. Знаешь, такое сумасшедшее желание о справедливости. И я сейчас говорю не про их справедливость, не про общепризнанную, или идейно верную, нет. Я говорю о своей личной. О той, которая не даст людям помирать в двадцать лет от энергетического истощения. О той, которая не заставит озарённых одиночек батрачить в тюрьмах по три смены кряду. О той, которая откроет глаза всем тем, кому глаза закрыли. О той справедливости, которая поможет честно и открыто сказать о происходящих в мире изменениях. И если ты искал союзника на этом пути, мой дорогой друг и любимый дядя по прошлой жизни, то он сейчас перед тобой.