Последний страж Эвернесса

Райт Джон К.

На траве над урезом воды стоял другой серебряный рыцарь. На украшенном короной шлеме колыхался высокий командирский плюмаж, а прокаженный конь, чья сухая кожа отслаивалась длинными полосами, стоял рядом, нюхая траву, слишком измученный, чтобы есть. На сюркоте у рыцаря и на доспехах его коня повторялось изображение изуродованного проказой лица.

Вышедший из моря рыцарь спешился, поднял забрало и преклонил колена. Лицо его было суровым и прекрасным, хотя несколько бледным, но взгляд выражал тревогу и неуверенность.

Рыцарь со знаком

проказы тоже поднял забрало. Он походил на первого, как родной брат, в лице его не было ни малейшего изъяна или несоразмерности. Но глаза были грустны – глаза человека печального, усталого, потерявшего надежду.

Коленопреклоненный рыцарь произнес:

– Служение и самоотречение! Я, не достойный жить, ничтожный, нечистый и падший, не имеющий имени, но называемый рыцарем оспы, молю о позволении говорить.

Второй наклонился, чтобы поднять его за плечо.

– Встань, брат, во имя служения и самоотречения. Я, не имеющий имени, но называемый рыцарем проказы, столь же недостойный, как и ты, или еще хуже. Одна мысль, что я могу послужить этой армии, исполнив насильно возложенные на меня обязанности командира, удерживает мою руку от самоубийства.

Коленопреклоненный рыцарь поднялся.

– Твои добрые слова вонзают шипы в мое сердце, которое знает, что я не заслуживаю такого милосердия.

– Милосердие даруется тем, кто не заслуживает его, брат рыцарь, – вот почему оно столь драгоценно. Возрадуйся в своей боли, ибо боль есть единственное истинное счастье. Поведай мне новости с фронта.

– Сын Света (мы не знаем кто, ибо он слишком ярок, чтобы смотреть на него) сошел из града Осенней Звезды и стоит на стене. Оружие его ужасно и безжалостно, несгибаемо, нечеловечно. Он единственный, кого мы боимся, – человек без вины, и наше оружие не может причинить ему вреда. Рыцари тифа, черной смерти, бубонной и скрытой чумы были сметены обратно в море. Они заявляют, что их скакуны подвели их.

Рыцарь проказы недовольно покачал головой, но тем не менее голос его звучал взвешенно и ровно.

– Кого нам винить? Не нам судить.

– Рыцарь лихорадки и рыцарь бешенства нанесли немало добрых ударов.

– Интересно. Возможно, сын Света не так совершенен, как кажется. Если он из тех людей, которые считают свой пыл и страсть пороками.

– Однако они потерпели поражение. Леди-рыцарь сифилиса ударила и пролила кровь, так что у него подогнулась нога. Но он опустился на одно колено и продолжал сражаться.

– Стало быть, он повинен в адюльтере. Теперь я знаю, что это за рыцарь. Он так же повинен в измене – болезни, что заставляет неметь и гнить государство.

– Ваша хворь, милорд. Мы молим вас присоединиться к битве. Из всех напастей, что показывают человечеству его ничтожество, есть ли более грозная, чем великая проказа? Из всех грехов, наказуемых в нашем темном мире, кого терзают больнее, чем предателей?

– Ваши добрые слова смущают меня, я недостоин. И, однако, этот человек должен пасть. Вы сказали, леди-рыцарь ранила его. Если так, то какая-то часть его должна признавать, сколь слабы и жалки все люди, включая и его, и нас. Превратились ли его гордость и высокомерие в мудрость?

– Нет, милорд, удар не был смертельным. Рыцари-кэлпи были отброшены прочь.

– Это послано, чтобы научить нас смирению.

– Действительно.

– Что случилось дальше?

– Великан Суртвитнир бросился на него с пылающими факелами в каждой руке, но был отброшен назад. Сын Света ослеп, волосы полностью сгорели, однако теперь он сражался еще яростнее, чем раньше.

– Суртвитнир отброшен? Возможно, сын Света в своем высокомерии и глупости воображает, будто способен контролировать собственные гнев и страсть.

– Однако великан Бергельмир сбил его на землю.

– А, хорошо! Сын Света возблагодарит нас, ибо Бергельмир научит его, что человек есть существо, состоящее из вины и муки. Что дальше?

– Князья бури спустились с черных небес в мощи и славе, подобные горам смерча, огня и ветра. Все предводители сэлки, и кэлпи, и трое великих – смерть, рок и ненависть – теперь набросились на него разом так плотно, что земля и море скрылись под их бесчисленным войском и от их боевых кличей сотрясались небеса.

– И?

– Милорд, человек рожден страдать. Высокомерие и гордость – худшие из пороков, и поражение научит нас величайшей мудрости.

– Ослепленный, поставленный на колени и с переломанными костями, рыцарь поднялся снова, чтобы отбросить нас?

– Да, господин.

– Ни один кэлпи не пересек стену?

– Ни один. Но и никто из наших союзников. Целые армии и флоты были опрокинуты, потоплены, перебиты. Трое великих отступили, истекая кровью. Даже океанские волны были рассечены, и вода кровоточила.

– Никто? Ни один?

– Ну, милорд, мы думаем, возможно, один детеныш сэлки в суматохе успел проскользнуть через стену. Не хватает также Бергельмира. Возможно, он одолел дамбу.

– Один детеныш сэлки?

– И, возможно, Бергельмир. Либо так, либо его тело отброшено так далеко, что приземлилось вне нашего поля зрения.

– Как мог один человек столько совершить?

– Возможно, милорд, сын Света обманут и все еще верит, что один человек может творить чудеса.

– Бедняга – так заблуждаться!

– Что ж, милорд, мы не лучше него.

– И все же, будь он безгрешен, пребывал бы в Келебрадоне, Звездной цитадели. Если он предатель из старой легенды, его вина может позволить моему оружию ранить его там, где потерпели поражение тысячи. Я отправлюсь и преподам этому сыну Света урок.

– И что мы доложим великому маршалу?

– Правду, ибо правда покажет наше смирение.

– А сэлки?

– А-а. Высокомерие и гордость могут ослепить их, если будет доложено, что один из их числа преуспел там, где добрый и милосердный народ кэлпи потерпел неудачу. Если кто-то совершает благие дела, они должны сохраняться втайне.