Последний викинг. «Ярость норманнов»
Шрифт:
– Звериные у вас игры, варяг! – плюнул Сбыслав, кашляя от воды, попавшей в горло.
Постепенно Харальд убедился, что у словен бытуют иные игры и забавы, чем у норманнов. Они не играли в мяч и не устраивали бои жеребцов. Между тем схватки могучих жеребцов составляли одно из главных развлечений норманнов. Свирепые бойцы были в большой цене. Их холили и лелеяли не в пример прочим. Хозяева приводили своих любимцев, запускали их в круг и натравливали на соперника. Чтобы жеребцы были злее, их кололи остроконечными палками. Доведенные до бешенства жеребцы бросались в бой, свирепо кусались и лягались. Стоявшие кругом норманны подбадривали их громкими криками. Бытовало поверье, что чем сильнее кусаются жеребцы, тем богаче будет урожай. Нередко животные дрались долгими часами и погибали в схватке от укусов и ударов. Словены же не знали подобного удовольствия, и если устраивали конские состязания, то только на скорость.
Сначала Харальд решил, что словены не знают саг о знаменитых правителях и воинах. Однако вскоре он узнал от Сбыслава, что в Гардарике любят слушать старины. Дружинник пояснил, что старины – это те же саги, с тем только различием, что в них говорится о богатырях. Харальд загорелся желанием послушать старины, тем более что, по словам Сбыслава, седой лодейщик слыл знатоком старин. Вечером, когда его товарищи забросили невод в реку, старик разжег большой костер, чтобы дым отгонял комаров, вынул однострунный гудок и под его печальные звуки запел старину. Харальд не понимал слов, но его увлекла песнь, лившаяся из уст лодейщика, словно широкая неудержимая река. Изредка слова старины рокотали, как вода по волховским порогам, но большую часть времени они текли плавно и величественно. В старинных словенских напевах не было ни капли ярости, присущей скальдическим стихам, зато чувствовалась спокойная внутренняя сила. Старик пел свободно, словно едкий дым костра не попадал ему в горло. Вдоль Волхова тянулась цепочка озер. По ним плавало множество журавлей, и птицы казались крылатыми словами старины.
– О чем его песня? – спросил Харальд.
Сбыслав вкратце перевел, что в незапамятные времена жил-был богатырь по имени Святогор. Он жил на Святых горах и сам был подобно каменной горе, и конь ему под стать. А кроме каменных гор ему не было выезда, потому что мати сыра земля не могла нести исполина и его коня. Харальд подумал о Ётунхейме – земле ётунов, или великанов. Там рос железный лес, место обитания ведьм и троллей. Часть великанов жила в Каменном лесу, а головы и сердца их были из камня. Между тем Сбыслав продолжал пересказывать старину:
– Однажды Святогор спал на земле, и на него наехал другой богатырь, Илья Муромец из племени мурома, которые говорят на языке чуди. Поднял Илья палицу и со всего размаха ударил по голове спящего исполина. Святогор даже не шевельнулся. Второй раз ударили его булавой, но он только почесал голову. Только после третьего удара Святогор проснулся и сказал: «А я думал, что кусаются комарики!»
Харальд сразу же вспомнил сказание о путешествии Тора в Землю великанов. Он повстречал великана по имени Скрюмир и пошел с ним вместе. Когда тот уснул, Тор схватил обеими руками молот свой Мьёлльнир, шагнул одною ногой к лежащему Скрюмиру и ударил его по голове. А Скрюмир просыпается и спрашивает, не листок ли с дерева упал ему на голову. Среди ночи слышит Тор: так храпит Скрюмир в глубоком сне, что стоит в лесу гром. Тогда Тор встал, подошел к Скрюмиру, занес свой молот и со всего маху ударил Скрюмира в самое темя. В тот же миг проснулся Скрюмир и спросил: «Что это еще? Не желудь ли упал мне на голову?» Отпрянул от него Тор и отвечает, что он-де только проснулся. «Еще полночь, – сказал он, – и время спать». А про себя подумал: если только выдастся ему случай нанести третий удар Скрюмиру, тому уж не видать Тора. И вот лежал и ждал, когда Скрюмир заснет покрепче. Незадолго до рассвета Тор услышал, что Скрюмир заснул. Подобрался он к нему, занес молот и ударил прямо в обращенный кверху висок. А Скрюмир сел, провел рукою по виску и сказал: «Не птицы ли сидят надо мною в ветках дерева? Почудилось мне, когда я просыпался, будто какой сучок упал мне на голову».
– Не с кем Святогору силой померяться, а сила-то по жилочкам так живчиком и переливается. Грузно от силушки, как от тяжелого бремени, – выводил старик. – Похвалялся Святогор повернуть землю, если бы был столб и в столбе кольцо.
Старик пел долго, а когда он закончил старину, Сбыслав заспорил с ним. Дружинник говорил с насмешливым презрением. Лодейщик спокойно ответил, и было понятно, что он ни в чем не уступил дружиннику. Харальд спросил, о чем они спорят. Сбыслав пояснил:
– Он спел, как Святогор встретил по дороге смерда, или бонда по-вашему. Тот нес на плече суму переметную. Нес легко и с плеча на плечо переметывал. Захотел Святогор посмеяться над смердом, поддел суму кончиком кнута, а та не шевелится. Тогда он сошел с коня и попробовал поднять переметную суму одной рукой. Та с места не стронулась. Тогда он налег всей силой.
– По белу лицу не слезы, а кровь течет, – повторил старик. – По колена в землю ушел, но не оторвал суму даже на вершок.
– Что же это было на самом деле? Когда Тор попал в Утгард, его под видом кошки заставили поднимать Мирового Змея.
– В той суме переметной была сложена вся тягость матери сырой земли. Но не слушай эту старину. Она врет. Где видано и где слыхано, чтобы богатырь на коне оказался слабее простого смерда-лапотника!
– Мне кажется, эта сага сложена завистливым бондом, а не скальдом, который состоит в дружине конунга и кормится из его рук, – высказал свое суждение Харальд.
На этом спор закончился. Упрямый лодейщик поднялся и ушел проведать рыбаков. Харальд и Сбыслав сидели у костра и продолжали беседу. Харальд спросил, куда подевались Святогор и другие витязи. По словам Сбыслава, богатырь Святогор увидел огромный дубовый гроб и лег в него. Гроб оказался как раз под его исполинский рост. Попросил он Илью Муромца накрыть его крышкой, ан крышка словно приросла к гробу. Выхватил Илья меч, попытался разрубить гроб, но с каждым ударом на гробе появлялся железный обруч. Понял Святогор, что ему суждена смерть, попросил Илью нагнуться, дыхнул на него из гроба и передал силушку богатырскую.
– Это правда, – кивнул Харальд. – Сила и доблесть переходят от одного к другому. Дабы получить силу врага, пьют его кровь или съедают сердце. Также полезно сделать из черепа врага чашу для вина. Жив ли тот богатырь, в которого вдохнули чужую силу?
– Старики рекут, что Илья и другие богатыри служили князю Владимиру Святославовичу. Потом они сгинули разом в битве с нечистой силой. Попались им двое чертей. Посекли чертей мечами – глянь, а их уже четыре. Иссякли четверых – ан их уже восемь в ряд. Бились-бились, а чертей только прибавляется да прибавляется. Одолела нечистая сила силушку богатырскую. А всего-то надо бить чертей по одному разу. Черт, как всем ведомо, от второго удара оживает. Потому и говорят: «Черта с два!»
Вернулись словены и норманны, вместе тащившие невод. Рыбы было вдоволь. Пока ее потрошили и варили, разговор перекинулся на князя Владимира Святославовича, которому служила дружина богатырская.
– До крещения князь Владимир бе же побежден похотью женскую. Наложниц бе у него триста в Вышгороде, триста в Белгороде и двести в сельце, еже зовут ныне Берестовое. И бе несыт блуда, приводя к соби мужски жена и девиц растляя.
– Сдается мне, что Вальдемар Старый был довольно крепкий мужчина! – восхищался Рёнгвальд.
– Рогнеда, иже посади на Лыбеди, роди ему четыре сына: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и две дщери; от грекини – Святополка, от чехини – Вышеслава, а другое – Святослава и Мстислава, от болгарыни – Бориса и Глеба. Князь Ярослав сущу Новгороде и уроком дающу Киеву две тысячи гривен от года до года, а тысячу в Новгороде гридям раздаваху.
– На наш счет – это двадцать четыре тысячи эйриров серебром, – быстро подсчитал Хрольв Гардский и даже застонал: – Какое несметное богатство!