Последний выстрел. Встречи в Буране
Шрифт:
— Вы, господин Самоедский, есть... как это по-русски... о, ротозей. Я буду разгонять вас как бездельник. Партизаны взорвали узел связи... Вам понимать надо! Ловить бандитов, ловить вашего Романов!
— Господин комендант, слово даю, выловлю, всех до единого выловлю, — испуганно уверял Самоедский.
— Ваши слова летают на ветер! Вашей службой я не есть доволен. Вы обязан учитывать.
— Учту, господин комендант, учту, — изгибался начальник полиции. А у себя в кабинете, подражая голосу коменданта, он распекал своего заместителя, Кузьму Бублика. — Что же ты, Бублик, ворон ловишь? Партизаны
Злой, взбешенный Кузьма Бублик появился в магазине Бычка.
— Плесни-ка, сосед, — хмуро попросил он.
— Та с превеликим нашим удовольствием, Кузьма Илларионович, — с готовностью отозвался торговец.
Бублик выпил, отодвинул предложенную хозяином закуску и нервно зашагал по тесному амбару.
— Чем расстроен, сосед? Или по службе что? — осторожно поинтересовался Тихон Бычок. — А, понимаю, понимаю, — заулыбался он, — секрет... Секреты не собираю...
— Секреты, — криво усмехнулся Бублик. — Слышал? Ухнуло на узле связи...
— Ды как же это? И народ погиб?
— Народу мало, два солдата, дежурный да денщик коменданта.
— Ах, беда какая. Я ведь знаком был с денщиком. Вежливый такой, — вздыхал Тихон, поругивая про себя денщика-покойника.
— Я все-таки доберусь до этих подпольщиков, всех перевешаю! — погрозил куда-то Кузьма Бублик.
— Давно пора, Кузьма Илларионович, — поддержал соседа Тихон Бычок. — Покою нету, там гремит, там горит... И где они только взрывчатку берут? — удивлялся он.
— Докопаюсь, до всего докопаюсь!
— Докопаешься, Кузя, ты ведь — орел, мимо твоего глаза ничто не пройдет.
— Эх, Тихон, Тихон, с тобой только и можно отвести душу, а все кругом сволочи!
— Ды ведь мы с тобой, Кузя, живем душа в душу, как родные...
Узнав о «шалости» изобретателя с посылкой, Карташев, не стесняясь в выражениях, отругал его и строго-настрого запретил такие штучки...
И вот разошлась, разбушевалась Прасковья.
— Кого привечаешь, кого поишь в своей лавке? — кричала она в лицо мужу. — Наши придут, какими глазами ты встретишь их?
Он, разумеется, ничего не мог ответить ей.
Однажды, когда мужа не было дома, Прасковья нашла запасные ключи от амбара, зашла в ненавистный магазин и стала все оттуда вышвыривать. И ухнул взрыв. Взрыв был до того сильным, что в домах у соседей повылетали все окна.
К месту происшествия тут же прискакали и немцы, и полицаи.
Ничего не зная об этом, Тихон Бычок ехал на санях по улице. Внезапно его схватили и привезли в кабинет начальника полиции. Там же был и Кузьма Бублик.
— Знаешь, Тихон, что случилось? Твой магазин взлетел на воздух, — сказал Самоедский.
— Ды как это? Отчего? — удивился торговец.
— Вот и мы ломаем головы — отчего бы мог взлететь магазин? Взрыв слышал?
— Ну, слышал.
— Твоего магазина нет.
— И моих стекол тоже, — добавил Бублик.
— Ты скажи нам, Тихон Егорович, что там могло взорваться? — осторожно спросил Самоедский.
— Должно, бочка с керосином... Эх, ма, сколько добра пропало, богатым был, да вот нищим стал, — искренне сокрушался Тихон Бычок.
— Ишь ты, сразу придумал бочку с керосином, — ухмыльнулся
— Ды, может быть, и тол, — согласно закивал головой Тихон Бычок. — Я ведь, сами знаете, с малолетства баловался этими делами, вот ногу себе покалечил...
— Помню, помню, было такое дело. А теперь, Тихон, все поворачивается по-другому. Под амбаром-то подвал имеется. В подвале-то, в укромном уголке, мины обнаружены. Откуда они там оказались? Вот в чем загвоздка... Вот потому-то мы и пригласили тебя, чтобы, так сказать, покалякать по-дружески. Попадешь в гестапо, там другой разговор будет... Вот мы с Кузьмой Илларионовичем и решили помочь тебе. Ты не сомневайся, Тихон, поможем. Теперь уж и немцы знают, что хранилось у тебя в подвале. Да ведь можно как повернуть? — Самоедский подошел к Тихону Бычку, положил ему руку на плечо и сочувственно подсказал: — Можно, Тихон, так повернуть: пришли к тебе такие-то и такие-то, наган к виску — прячь взрывчатку, не то пуля в лоб... Вот и спрятал ты. Логично? Вполне. Ты только назови, кто приходил, кто взрывчатку приносил, кто брал ее у тебя. Только так мы и выкрутимся... Иначе, сам знаешь, время военное, долго ли беду накликать...
— Ды ведь, Лука Лукич, оно по-другому даже логичней будет: никто не приходил, никто не приносил. Сам собирал. Когда бои прошли у нас, толу вон сколько было, бабы даже печки топили. Вот и насобирал я для рыбалки...
— И мины тоже для рыбалки? — насмешливо спросил Самоедский.
— А что? И мины тоже.
— С огнем играешь, сосед, — грубовато вставил Бублик. — Себя не жалеешь.
— Ды почему же не жалею? Себя оно всегда жалко.
— Плохо ты разбираешься в ситуации, — упрекнул Самоедский. — Добра тебе желаем, а ты этого не хочешь понять. Ты только назови, кто приходил — и дело с концом.
Тихон Бычок засмеялся.
— Вы, Лука Лукич, лучше спросите, кто не заходил ко мне... К примеру, соседушка мой, Кузьма Илларионович, захаживал, вы, Лука Лукич, тоже наведывались.
Кузьма Бублик не выдержал. Он подскочил к Тихону, встряхнул его за плечи и процедил:
— Дурачком прикидываешься, незнайку из себя строишь? Все понятно. В другом месте тебя заставят говорить. Не принимаешь нашу помощь — твое дело. Но смотри, сосед, не ошибись!
— Ды вот и я думаю, как бы не ошибиться...
— Как ошибку исправить — вот о чем думай, — тихо подсказал Самоедский. — Ты нам только назови, кто взрывчатку приносил, и больше ничего от тебя не нужно, и мы тебя отпустим.
— А так разве не отпустите? Что же это я арестованный, выходит? Свои же и арестовали. Вот те и помощь... — усмехнулся Бычок. — Не по-соседски это, Кузьма Илларионович. Поил я тебя, кормил, а ты в каталажку меня, не по-соседски...
Оба полицая — и начальник и его заместитель — едва удерживались, чтобы не наброситься на пленника. Они понимали, что в их руках может оказаться тайна взрывов и на нефтебазе, и на станции, и на узле связи, и в гараже, если хорошенько «обработать» арестованного. Они вдруг поняли, что преуспевающий торговец меньше всего занимался торговлей, что он обводил всех вокруг пальца и был связан с партизанами, с подпольщиками, мастерил для них мины, а значит — многое знает.