Последний выстрел. Встречи в Буране
Шрифт:
— Собирайтесь, Михаил Петрович, в кино сходим, — пригласил Синецкий.
— Иди, иди, Миша, — посоветовал брат.
— Мы вам, Михаил Петрович, найдем барышню, — с озорной улыбкой пообещала Феня.
Иван Петрович с напускной строгостью погрозил ей пальцем:
— Ты, Феня, поосторожней с этим...
— Да какой же отдых без барышни! — звонко хохотала та.
У Дома культуры они увидели Фиалковскую.
— Смотрите, какая случайная встреча, — сказала Феня, лукаво поблескивая глазами и поглядывая на Михаила Петровича.
— «Случайная»...
— Как? Разве ты знала, что мы идем в кино? — смеялась Феня.
— Откуда мне было знать, — иронически отвечала ей Фиалковская. — Кто-то позвонил в больницу по телефону, кто-то пригласил... Я сперва подумала — Виктор, оказывается, не ты звонил?
Синецкий повернулся к доктору.
— Вот, Михаил Петрович, и попробуйте поиграть с ними в конспирацию. Все тайное стало явным...
Михаил Петрович глянул на Синецких и не осудил их за маленькую хитрость, за то, что они придумали этот культпоход. Наоборот, он был доволен, что в кино с ними идет и Лидия Николаевна.
— Покупайте, кавалеры, билеты и ведите дам в буфет, — потребовала Феня.
— Беда с этими дамами, опять придется разоряться на конфеты...
— И не на какие-нибудь, муженек, а только на шоколадные.
В зале они сели рядом. Феня без стеснения ела конфеты, а Фиалковская отказалась. Пока не начинался фильм, ей часто приходилось отвечать на приветствия проходивших мимо зрителей и тут же давать врачебные советы.
— Лидия Николаевна, миленькая вы наша, у внука ручка чешется после оспы. Что делать-то? — спрашивала пожилая женщина.
— Приведите завтра, посмотрю.
Когда свет погас, Михаил Петрович веселым шепотком сказал:
— Вам, Лидия Николаевна, и в кино не приходится забывать о своем назначении...
Фиалковская ответила:
— Сегодня что-то мало подходило, вас, наверно, постеснялись... Ну вот, играет мой любимый артист... И некрасивый, и какой-то он угловатый, а до чего же обаятельный... — Она смолкла, увлеклась фильмом, однажды даже ухватила Михаила Петровича за руку, шепча: — Вы посмотрите, как чудесно! Море и скалы... и чайки... — и тут же отдернула руку, попыталась отодвинуться.
— Лидия Николаевна! — раздался женский голос. — Вас просят в больницу!
— Эх, жалко, не досмотрела кино, — вздохнула она.
Кинофильм был старый, давно виденный в городе, и Михаил Петрович без интереса смотрел на экран. Он поругивал себя — нужно было уйти с Лидией Николаевной, проводить ее до больницы, а может быть, и помочь там... Кто-то сел рядом, и в ту же минуту послышался злой шепот:
— Ты что же, паря, к чужим женам лыжи пристраиваешь...
Это был Коростелев. Михаил Петрович почувствовал, как цепкая рука сдавила ему коленку.
— Ты знаешь, что за это бывает? — с угрозой шептал Коростелев. — Может, выйдем, поговорим на лоне природы? — со злым смешком предложил он. — Боишься, хлюпик, я те раскрашу физику...
Михаил Петрович оторвал от коленки цепкую ладонь соседа и сжал ее до хруста в пальцах. Он знал свою руку и был уверен, что Коростелев сейчас взвоет от боли, и ему хотелось, чтобы тот закричал, и понял, что разговаривать с ним «на лоне природы»
В зале вспыхнул свет. Зрители зашумели, затопали ногами, потому, что фильм был прерван на самом интересном месте. Михаил Петрович искоса глянул на соседа: тот разминал кисть, будто хватал что-то невидимое.
— Тише, товарищи! — крикнул мужчина, стоявший у входа. — Кто на самосвале подъехал к Дому культуры?
Коростелев как-то сжался, втянул в плечи огненно-рыжую голову и молчал.
— Еще раз повторяю: чей самосвал стоит? Или нет хозяина? Тогда найдем, что делать с машиной!
Коростелев поднялся и, сутулясь, пошел к выходу.
— Ты что же, водитель, в кино на самосвале ездишь? — сурово проговорил мужчина. — Или прав не жалко? Можем отобрать!
Свет опять погас. Михаил Петрович невидящими глазами смотрел на экран и думал, думал о Фиалковской, о Коростелеве. Тогда, среди пшеничного поля, на проселке, она просила его никогда не спрашивать о бывшем муже. Он пообещал — не будет... Сейчас в ушах еще слышался злой шепот Коростелева, и коленка побаливала от его цепкой, сильной руки. Коростелев угрожал ему... Что за чепуха! «Да, но ведь «бывший» может угрожать и Лидии Николаевне, — встревожился Михаил Петрович. — Она, кажется, не очень-то жалует Коростелева, это было заметно при встрече на дороге... Что все-таки произошло, между ними? Почему они стали «бывшими»? Долго ли жили вместе?» — раздумывал он, забыв о фильме.
Синецкие жили рядом с Домом культуры, а Михаилу Петровичу нужно было идти в другой конец села. Обгоняемый парнями и девушками, он брел по улице и опять думал о Фиалковской — кто и зачем вызвал ее в больницу? Может быть, она нуждается в его помощи? Может быть, опять, как тогда с Катковым, ее терзают сомнения? А что если на минутку завернуть в больницу?
«Да, да, нужно помочь».
«А не идешь ли ты по другой причине? Возможно, озорная Феня права — какой же отдых без барышни», — хохотнул внутренний голос.
«Ерунда. Врач должен помогать врачу!»
— Михаил Петрович, вы? — удивилась Фиалковская.
— Извините, Лидия Николаевна, что случилось? Вас вызвали...
Снимая халат, она весело говорила:
— Все хорошо, Михаил Петрович. Молодая мамаша родила богатыря на четыре двести! Знаете, у меня сегодня какой-то удачливый день: Катков спит, малыш-богатырь спит, молодая мамаша тоже уснула. Все довольны, все спят, только мне спать не хочется!
Они вышли на больничное крылечко, освещенное неяркой электрической лампочкой. Лидия Николаевна вскочила на перила, прижалась головой к стойке.
— Вы знаете, Михаил Петрович, я в Буране кажется ни одного фильма до конца так и не досмотрела, все вызывают и вызывают. То роды, то парни подерутся из-за девчат... А вы, Михаил Петрович, когда-нибудь дрались? — неожиданно спросила она.
— Из-за девчат? По-моему, нет, а вообще приходилось...
— И вы умеете драться? Вот интересно! — рассмеялась Лидия Николаевна. — Будьте добры, расскажите мне о самой знаменитой своей драке... — Она умолкла, потом смущенно прибавила: — Извините, я, кажется, болтаю глупости...