Последний Выстрел

Белов Александр Константинович

Саша встряхнул головой и до боли стиснул зубы. Все!
– больше никаких сомнений!

Он должен им - Филу, Космосу Пчеле... И должен, ни много ни мало, жизнь. И вернуть этот долг он обязан сам, лично. Только так, и никак иначе! А там - будь, что будет!..

Приняв решение, Саша сразу ощутил необыкновенное облегчение. Теперь, наконец, он знал что и как ему делать. Первым делом - безопасность семьи, затем - свернуть все дела по Фонду, перевести капиталы за рубеж, ну и, разумеется, продумать, как выманить из укрытия и уничтожить Макса.

Саша включил компьютер и начал

работать.

* * *

Этой ночью не спалось еще одному человеку. В подвальной клетушке давно уже бездействовавшего шлюза на скрипучей солдатской койке ворочался Максим Карельский. Сюда, в эту дыру, в которой кроме койки была лишь невесть откуда взявшаяся боксерская груша, его упрятал Каверин. Оставил пакет со жратвой, велел сидеть и не рыпаться и свалил к чертям собачьим.

День прошел в мучительных раздумьях. Снова и снова Макс возвращался к страшным событиям минувшей ночи и искал ответ на терзавшие его вопросы. А верно ли он поступил, выполнив приказ Каверина? Не было ли у него иного выхода? Не лучше ли было сразу после звонка бывшего опера явиться с повинной к Белову и рассказать ему все как на духу?..

И чем больше он об этом думал, тем яснее понимал - нет, не было у него никакого выбора. Крутой Сашин нрав был ему известен лучше, чем многим другим, и Макс был уверен - Белый бы его не пощадил! Если уж он в свое время готов был порешить своего ближайшего друга Пчелу, то у него, Максима Карельского, не было и вовсе ни малейших шансов на прощение!

Поначалу Макс был рад, что в число заказанных Кавериным людей не попал сам Белов. Слишком много в его жизни было связано с этим человеком. Макс привык к нему, и убить Сашу ему было бы тяжелее всего.

Так он думал днем, но к вечеру ход его мыслей изменился самым радикальным образом. Постепенно к Максу пришло отчетливое понимание того, что он натворил. Отныне для Белого не было на земле злее врага, чем Макс. И Саша не остановится ни перед чем.

Максу стало страшно. Стоило ему вспомнить искаженное яростью лицо Белова, как его начинала колотить мелкая дрожь. Каверин не сможет его защитить - Саша найдет его даже под землей, и тогда смерть от чеченских ножей покажется Максу детской игрой. Он уже ни о чем не мог думать, кроме как о мести Белова. И с каждой минутой его истерзанную страхом душу все больше наполняла ненависть к своему бывшему боссу.

Он уже жалел, что не прикончил той ночью заодно и Белова. Ну что ему стоило затормозить на выезде у офиса и расстрелять новоиспеченного депутата вместе с его бабой!

Охваченный страхом, злобой и отчаяньем, Макс метался в запертой комнатушке, как гиена в клетке. Он стонал, обхватив руками голову, он зарывался в одеяло, он стучал кулаками в стену... Переполнявшие его эмоции искали выхода, и, наконец, нашли.

С хриплым звериным воплем он кинулся на грушу и обрушил на нее град мощнейших ударов. Не прекращая орать, он без остановки лупил по ней кулаками и ногами. Потом прыгнул на нее, повис и, выхватив нож, стал наносить яростные удары сбоку, распарывая покрытие. Кого он "убивал" Белова, Каверина или свой страх перед ними - Макс не знал и сам. Продолжая раскачиваться на груше, с жутким

хрипом и воем, он принялся кусать и грызть зубами рваные лохмотья обшивки.

Наконец, он выдохся и замер. В пустой комнате слышно было только его тяжелое дыхание и скрип цепи, трущейся о крюк на потолке. Потом Макс разжал руки и без сил рухнул на пол, не выпустив из руки ножа.

Он лежал на спине, отрешенно и бессмысленно глядя вверх, на голую лампу, периодически закрываемую раскачивающейся грушей. Из нее сквозь дыры сыпался песок - на его живот, на грудь, на лицо. Минуту-другую Макс не шевелился. Потом рука его дрогнула и медленно поднесла нож к горлу. Макс закрыл глаза и коснулся холодным лезвием шеи. Он замер и, казалось, перестал дышать.

Судорожно сжатая рука мелко тряслась, с каждой секундой дрожь становилась все сильней и сильней. Вдруг Макс всхлипнул, резко отшвырнул нож в угол и, мгновенно перевернувшись, уткнулся лицом в пыльный бетонный пол.

XLVI

Белов отодвинул в сторону ноутбук и, протяжно зевнув, потянулся. Ночь прошла продуктивно, все что намечал, он сделал. Теперь можно было пару часиков и поспать.

Но тут неожиданно подал голос лежащий на столике мобильник. Саша бросил взгляд на часы - полшестого утра!
– и, поколебавшись, поднял трубку.

– Слушаю.

– Через два часа с любого таксофона наберите известный вам номер. Это жизненно важно.

В трубке тут же запиликали короткие гудки. Звонивший сказал всего несколько слов, но Саша узнал этот уверенный голос - это был Игорь Леонидович Введенский.

Белов задумался. Зачем он понадобился фээсбешнику - теперь, после выборов? Его столь ранний звонок мог быть связан только с одним - с убийством ребят. У Саши промелькнула бредовая мысль: а не собирается ли часом его бывший куратор поделиться с ним информацией? Так или иначе, но встреча с Введенским могла оказаться небесполезной. К тому же и у Белова тоже было кое-что для подполковника.

– Ровно в половину восьмого Саша подошел к синему таксофону в закутке у метро и набрал знакомый номер. У обочины его поджидали два автомобиля с включенными двигателями.

– Алло... Я понял...
– отрывисто бросал он в микрофон.
– Где? Ясно...

Повесив трубку, Саша вытащил из таксофона карточку, швырнул ее в урну и, не глядя по сторонам, вскочил в джип Шмидта.

Через четверть часа машина уже была у Новодевичьего монастыря, где назначил ему встречу подполковник Введенский.

– Саша, пойдем вместе, - в который уже раз предложил Шмидт.

Молча покачав головой, Белов напряженно вглядывался через сидевшего за рулем охранника на противоположную сторону улицы. Там, неподалеку от входа в монастырь маячила одинокая фигура.

– Встань вон там, за деревьями, - приказал Белов Шмидту.
– И распредели людей, пусть смотрят по сторонам.

Быстро перекрестившись, Саша вышел из машины и направился к поджидавшему его Игорю Леонидовичу.

Тот заметил Белова и неторопливо двинулся вдоль монастырской стены. Вскоре Саша без труда догнал Введенского, и, обойдясь без рукопожатий и приветствий, они пошли паралелльными курсами.