Последний взгляд
Шрифт:
– Запамятовал, - покачал он головой, - полный провал. Я даже не помню, как ехал в Сан #8209;Диего.
– Я вынужден вас прервать, - снова вмешался Смизерэм.
– Не могу допустить, чтобы вы одним махом перечеркнули все, что нам удалось сделать для Ника за последние два дня.
– Нет, пора положить конец этой истории, - сказал Тратвелл.
– Она и так тянется за Ником чуть не всю его жизнь.
– Я бы тоже хотел положить ей конец, - сказал Ник, - если это возможно.
– И я, - впервые нарушила молчание Мойра.
– Твоего мнения
– Что ж, я все равно его высказала. Пора с этим покончить.
– В ее голосе вдруг прорвались нотки вины, видно, давно мучавшей ее. Супруги злобно уставились друг на друга, совершенно забыв, что они не одни.
– Вспомните, Ник, когда вы очнулись в Сан #8209;Диего?
– Ночью, в больнице. Что было днем, я совершенно не помню.
– Ну а ваше последнее воспоминание до этого провала памяти?
– Помню, как я проснулся в то утро. Всю ночь я не спал и был в подавленном состоянии. Перед глазами стояла та кошмарная сцена на складах. Меня преследовал запах виски и горящих поленьев. Захотелось хоть на время забыться, и я пошел в ванную - там у нас хранятся снотворные. Но, увидев пузырьки с красными и желтыми таблетками, я решил: приму все разом и забудусь навсегда.
– Тогда вы и написали прощальную записку?
Он обдумал мой вопрос.
– Да, я написал ее перед тем, как принял таблетки.
– Сколько таблеток вы приняли?
– Не считал. Пару горстей, наверное. Чтобы умереть, вполне достаточно. Но я не мог сидеть в ванной: туда могли явиться и помешать мне умереть. Я вылез из окна и спрыгнул. Наверное, стукнулся при падении головой.
– Положив письма на одно колено, он бережно потрогал висок.
– Очнулся я только в сан #8209;диегской больнице. Но я уже обо всем этом рассказал доктору Смизерэму.
Я поглядел на Смизерэма. Он, не слушая Ника, раздраженным шепотом пререкался с женой.
– Доктор Смизерэм?
Он круто обернулся, но не откликнулся, а потянулся за письмами, лежавшими у Ника на коленях.
– А ну #8209;ка, дайте посмотреть, - Смизерэм пошелестел тоненькими листками и прочитал, обращаясь к жене: - «Летчики чем #8209;то напоминают скаковых лошадей - они до того растренированы, что это уже нездорово. Надеюсь, что я не выгляжу так со стороны. А вот командир нашей эскадрильи Вильсон выглядит именно так (он больше не читает наших писем, так что я могу не стесняться в выражениях). Вот уже четыре года, как он на войне, но мне кажется, он ничуть не переменился, - все тот же чопорный выпускник Йельского университета, что и четыре года назад. Однако мне кажется, он остановился в своем развитии. Он отдал лучшие годы войне…»
– Вы отлично читаете, доктор, - сухо сказал Тратвелл, - но не кажется ли вам, что вы выбрали неподходящее время?
Смизерэм словно не слышал Тратвелла.
– Как звали командира моей эскадрильи на «Сорел #8209;бей»?
– спросил он жену.
– Вильсон, - сказала она еле слышно.
– Ты помнишь, что точно в тех же выражениях я писал тебе о нем в марте сорок
– Смутно. Но охотно тебе верю.
Смизерэма ее ответ ничуть не удовлетворил. Он снова пролистал письма, в ярости чуть не раздирая страницы.
– Слушай дальше, Мойра: «…Мы почти у самого экватора, очень донимает жара, но не подумай, что я жалуюсь. Если мы и завтра будем стоять у этого атолла, я поныряю с борта: мне уже несколько месяцев не приходилось плавать - с самого Пирл #8209;Харбора. Теперь мое самое большое удовольствие - душ, я его принимаю каждый вечер перед сном». И так далее. Потом в письме упоминается, что Вильсона сбили над Окинавой. Явственно помню, что писал тебе об этом летом сорок пятого года. Как ты это объяснишь, Мойра?
– Никак, - сказала она, не поднимая глаз.
– И не подумаю ничего объяснять.
Тратвелл встал и из #8209;за плеча Смизерэма пробежал письмо глазами.
– Насколько я понимаю, это не ваш почерк. Нет, нет, явно не ваш.
– И добавил после паузы: - Ведь это почерк Лоренса Чалмерса, не так ли?
– Затем последовала еще одна пауза.
– Значит ли это, что военные письма Чалмерса к матери были подделкой?
– Разумеется.
– Смизерэм потряс зажатыми в кулаке письмами. Глаза его были обращены на жену.
– Но я так до сих пор и не понял, как могли быть написаны эти письма.
– Чалмерс служил когда #8209;нибудь в морской авиации?
– спросил Тратвелл.
– Нет. Он поступил было на летные курсы. Но так и не смог их закончить. По правде говоря, его демобилизовали через несколько месяцев после того, как он был зачислен во флот.
– Почему?
– спросил я.
– Психическая неполноценность. Ему и учебный лагерь оказался не под силу. Такое не редкость у склонных к шизофрении юнцов, когда они пытаются стать вояками. Особенно если в их жизни, как в жизни Ларри, главную роль играла мать.
– Откуда вам все это известно, доктор?
– Я служил тогда в военно #8209;морском госпитале в Сан #8209;Диего, и меня прикрепили к Чалмерсу. Мы обычно держали пациента несколько недель у себя: подлечивали, прежде чем отпустить на все четыре стороны. И с тех самых пор Чалмерс был моим пациентом, если не считать двух лет, что я провел в плавании.
– Вы поселились здесь, в Пойнте, из #8209;за Чалмерса?
– В том числе и из #8209;за него. Чалмерс был мне благодарен и предложил помочь с практикой. Мать его к тому времени умерла, оставив ему кучу денег.
– Я одного не понимаю, - сказал Тратвелл, - как он мог втереть нам очки этими липовыми письмами. Ведь ему, наверное, приходилось подделывать армейские конверты и штампы. И как он получал письма, если не служил во флоте?
– Он работал на почте, - сказал Смизерэм.
– Я сам его туда устроил, перед тем как уйти в море. Наверное, он завел специальный ящик для своей корреспонденции.
– Тут Смизерэм снова повернулся к жене: - А я не понимаю, Мойра, как ему удавалось - и притом неоднократно - переписывать мои письма к тебе?