Последняя база
Шрифт:
– Собралась лететь, - заключил он, рассмотрев ее повнимательней.
Похлопав по нескольким узелкам, наполненным неизвестно чем, она восторженно ухмыльнулась.
– Я собраться.
– Тут на ее мордашку набежала тень печали, и она протянула к Эмилио открытые ладони.
– Входить. Любить ты, Константин-человек. Ты и ты-друг.
Жену. Хиза не ведали понятий "жена" и "муж".
– Входи, - разрешил он, тронутый ее словами.
Глаза Атласки вспыхнули удовольствием. Низовики робели близ операторской, и очень редко кого-нибудь из них приглашали войти. Спустившись по деревянным ступенькам, он вытер о циновку сапоги, придержал дверь перед хиза и подождал, пока она наденет висящий на ее шее противогаз. Затем открыл
Несколько человек оглянулись, кое-кто нахмурился и демонстративно вернулся к работе. В куполе многим техам принадлежали кабинеты, отделенные друг от друга низкими плетеными ширмами. Еще дальше находилась комната с единственной сплошной стеной, десять квадратных футов, - их Эмилио делил с Милико. Он отворил дверь возле встроенных шкафов и вошел в комнату с устланным циновками полом, - спальню и кабинет в одном лице. Атласка вошла следом, затравленно озираясь, как будто не меньше половины из открывшегося ее глазам видела впервые в жизни. "Непривычно ей под крышей", - понял он, воображая, какое потрясение ожидает низовиков, когда они прилетят на станцию. Ни ветра, ни солнца, кругом один металл. Бедная Атласка!
– Ого!
– воскликнула Милико, отрываясь от карт, разложенных на кровати.
– Любить ты.
– Атласка мигом преобразилась - ни следа испуга. Она подошла к Милико, обняла и прижалась щекой к ее щеке, насколько позволила дыхательная маска.
– Ты улетаешь?
– спросила Милико.
– Лететь ты-дом. Увидеть дом Беннет.
– Она помолчала, застенчиво сложив руки за спиной, покачиваясь и переводя взор с Милико на Эмилио и обратно.
– Любить Беннет-человек. Увидеть он-дом. Заполнить глаза он-дом. Делать глаза тепло-тепло...
Временами речь низовиков казалась людям сущим бредом, но иногда сквозь бессвязную болтовню проникали удивительно ясные мысли. Эмилио несколько виновато посмотрел на Атласку. Люди давно познакомились с низовиками, но мало кому удавалось вникать в их щебет. Больше всех в этом преуспел Беннет.
Хиза любили подарки. Эмилио вспомнил о раковине, найденной им на берегу реки. Сейчас эта раковина лежала на полке у кровати. Он взял ее и протянул Атласке. Ее темные глаза засияли, и она обхватила его за талию.
– Любить ты!
– Я тоже тебя люблю, Атласка.
– Он обнял ее за плечи, проводил мимо кабинетов в шлюз и смотрел сквозь прозрачный пластик, как она отворяет наружный люк, снимает противогаз, ухмыляется и машет рукой.
– Я идти работать, - крикнула она.
Челнок прилетел по расписанию. Человек не стал бы работать в день своего отлета, а занялся бы сборами, но Атласка хлопнула дверью и нетерпеливо засеменила вниз, словно опасалась, что люди передумают в последний момент. А может быть, Эмилио не следовало приписывать ей человеческие мотивы, возможно, то, что он счел энтузиазмом, на самом деле было радостью или благодарностью. Низовикам бесполезно растолковывать термин "зарплата" - дары, говорят они. Вот Беннет Джасинт понимал их. Низовики ухаживали за его могилой, клали на нее самые красивые раковины и шкурки, ставили причудливые узловатые статуэтки.
Эмилио вернулся к себе в комнату, повесил куртку на крючок, а противогаз оставил на шее - с этим украшением колонисты Нижней расставались только на ночь.
– Станция дала прогноз погоды, - сообщила Милико.
– У нас всего день, от силы два. С моря движется сильный ураган.
Он выругался: вот тебе и надежды на весну. Милико раздвинула карты, освобождая место, он сел и принялся изучать кальку с красными контурами затопленных участков. Район затопления протянулся вдоль нитки бус. Бусинами были лагеря, а нитью - грунтовая дорога, вручную прорубленная в зарослях.
– Будет еще хуже, - Милико вздохнула, показывая ему топокарту.
– Комп обещает дождь, нас снова затопит в синих зонах. Как раз до порога второй базы. Но грейдер большей частью останется над водой.
Эмилио поморщился.
– Будем надеяться.
Дорога
– Низовики правы, - задумчиво произнес Эмилио.
– С началом весенних дождей надо сниматься и уходить. Туда, где цветут деревья. Любить. Ждать, пока созреют колосья.
Милико усмехнулась, делая отметки карандашом на топооснове.
Эмилио вздохнул украдкой и положил на колени пластиковую доску, заменявшую письменный стол. Надо было написать несколько приказов, изменить очередность получения оборудования. "Возможно, - подумал он, если хорошенько попросить низовиков и предложить какие-нибудь особые подарки, они согласятся повременить с сезонным дезертирством". Жаль было расставаться с Атлаской и Синезубом, - этой парочке всегда удавалось в яростных спорах убедить сородичей сделать то, чего хотелось Константину-человеку. Но долг платежом красен, а сейчас Константин мог дать Атласке и Синезубу то, чего хотели они. Прежде чем нахлынет весна и заставит их потерять голову.
Эмилио и Милико распределили ветеранов Нижней, стажеров и перемещенных из "К" между всеми новыми базами, стараясь не допустить скопления людей, склонных к учинению беспорядков. Они стремились сделать беженцев не рабами, как те опасались, а сотрудниками. Пытались создать на Нижней устои этики. В лагеря перевели только добровольцев, а не желающих пришлось оставить на главной базе, в многократно увеличенном и залатанном куполе - он медузой распластался по огромному холму и превратился в источник постоянной головной боли для администрации.
Техи-ветераны заняли несколько соседних куполов, выбрав самые комфортабельные. Они упорно отказывались менять условия жизни на худшие в штольнях или новых лагерях, наедине с лесом, наводнениями, "К" и чужими хиза.
Коммуникации всегда были одной из самых тяжелых проблем Нижней. База поддерживала связь с центральным комом станции, на планете же идеальными были бы авиарейсы, но единственный хрупкий самолет, построенный на Нижней, разбился при посадке два года назад. Легкие самолеты - не для ураганных ветров Пелла. Расчистить посадочную площадку для челнока... да, это было запланировано, во всяком случае, для третьей базы, но о вырубке деревьев надо договориться с низовиками, а это совсем не просто. При той обеспеченности техникой, которую удавалось поддерживать на планете, наилучшим средством сообщения были и остались гусеничные вездеходы, медлительные и спокойные, как поступь туземной жизни. Пыхтя, ползали они по воде и грязи, изумляя и веселя низовиков. Бензин, зерно, древесина, зимние овощи, сушеная рыба... Попробовали одомашнить мелких, по колено человеку, питсу, на которых охотились туземцы. ("Вы плохо делать, заявили тогда низовики.
– Они тепло лагерь, и вы есть. Нет хорошо это".) Но на главной базе низовики стали пастухами и привыкли к домашнему скоту. Так распорядился Лукас, и из всех его проектов не провалился только этот. На Нижней люди жили неплохо и даже при таком нашествии переселенцев могли прокормить и себя, и станцию. Однако риск был немалый. Фабрики на станции и здесь, на Нижней, работали безостановочно. Экономически независимые, они могли произвести любую вещь из тех, которые обычно импортировались, выполнить любую заявку не только баз, но и перенаселенной станции, и даже кое-что припасти. И все-таки кризис застал Нижнюю врасплох. Неудержимый рост населения, бремя забот об изнеженных станционерах, о себе самих и о беженцах, доселе ни разу не высаживавшихся на планету... Торговля, некогда объединявшая Пелл, Викинг, Маринер, Эсперанс, Пан-Париж, Рассел, Вояджер и прочие станции Великого Кольца, погибла. Ни одна станция, кроме Пелла, не смогла бы выжить в одиночку. Только Пелл располагал пригодной для жизни планетой и рабочими руками.