Последняя битва
Шрифт:
— Ане подарки принес? — женщина кивнула на мишку и розу.
— Ага, — улыбнувшись, подтвердил я. — Мишка мягкий, теплый и плюшевый. Его даже вместо подушки использовать можно. А цветок поднимет настроение.
— Понятно, — женщина почему-то вздохнула, подтянула к себе уголки шали и посторонилась. — Раздевайся, вешай куртку и проходи. Аня у себя в комнате. А я пока пойду, наполню вазу для цветка.
— Спасибо…
Дверь тихонько отошла в сторону, повинуясь легкому толчку руки. Я шагнул в комнату, с любопытством осматриваясь. Огромный шкаф с книгами. Ого, «Одиссея
— Привет, — тихо выдохнул я.
Черные пушистые ресницы, дрогнули, затрепетали. Слезящиеся в воспаленных красных прожилках, но по-прежнему выразительные и необыкновенно красивые зеленые глазищи изумленно распахнулись.
— Глазам своим не верю. Леша, я сплю, и ты мне снишься? — прошептала девушка.
— Нет, — улыбнулся я. — Я действительно тут. Узнал, что ты заболела, и пришел навестить…
20 января 1979 года. Новоникольск (окончание)
Лицо Ани осветилось ответной улыбкой. Как будто солнечный лучик ворвался в серый полумрак комнаты, изгоняя тьму и наполняя пространство золотистым сиянием.
— А я знала, что ты скоро появишься. Чувствовала.
— И оказалась права, — поддержал я. — Это тебе, держи.
Положил на одеяло медвежонка и розу.
Девушка привстала на локтях, придерживая краешек покрывала, осторожно взяла цветок, и поднесла бутон к лицу. Вдохнула и прикрыла глаза.
— Летом пахнет, солнцем и теплом. Малиной немножко…
— А ещё луговым медом и зеленым садом, — добавил я.
Неслышно появившаяся Мария Александровна, обойдя меня, поставила наполовину наполненную водой вазочку на тумбочку около кровати.
— Так, Леша, цветок поставь сюда, — я послушно засунул розу в декоративный хрустальный кувшин.
— Не буду вам мешать. Но все-таки, Леша, постарайся долго не засиживаться, сам видишь, Аня болеет.
— Постараюсь. Минут пять-десять посижу, не больше, — пообещал я.
Женщина кивнула и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Тебя искали, — нарушила молчание Аня. — Даже к нам в класс приходили.
— Знаю, — я чуть улыбнулся уголками губ. — Рассказали уже. Сейчас уже искать не будут. Все проблемы в прошлом.
— Точно? — девушка недоверчиво прищурилась, с подозрением изучая моё лицо. Получилось у неё это так забавно, что я невольно ухмыльнулся, с трудом сдерживаясь, чтобы не хохотнуть.
— Точно. Сама увидишь.
— И ты больше никуда не пропадешь?
— Постараюсь, — вздохнул я. — Это не от меня зависит. Но вообще-то не должен.
— Хорошо, — Аня внутренним женским чутьем поняла, что развивать тему не следует, и взяла
— А это мой подарок. Михал Потапыч, можно просто Миша. Будет рядом, охранять, веселить и напоминать обо мне.
— Мягкий и пушистый, — после долгого осмотра вынесла вердикт она. — Мордочка у него забавная, плутовская, настроение поднимает. Сам выбирал?
— Конечно, — подтвердил я. — А кто же ещё. Понравился?
— Ага, — улыбнулась девушка. — Как такая прелесть может не понравиться?
— Я старался. В магазине он последний остался. Буквально из-под рук выхватил, чтобы тебе привезти.
— Спасибо, — вздохнула Николаенко.
— Правда, перед этим пришлось поломать голову, какой подарок презентовать, — признался я. — Но теперь, после посещения твоей комнаты я понял, что тебе дарить.
— И, что же? — полюбопытствовала больная.
— Если судить по твоей библиотеке, хорошую книгу.
— Угадал, читать я люблю, — призналась девушка. — Каждая книга — свой яркий мир, с неповторимыми героями. «Три мушкетера» — Франции семнадцатого века, с противостоянием кардинала и монарха, интригами, заговорами и шпионскими играми. А Евгения Онегина я вообще обожаю. Каждая строфа — шедевр, любая глава — произведение поэтического искусства. И перед глазами живая картинка из жизни аристократии восемнадцатого века. А характеры какие, за каждым персонажем чувствуется реальный человек со своими пылкими эмоциями, понятиями о чести и жизни.
Я полюбовался раскрасневшейся девушкой и с выражением продекламировал:
— Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
— Как томно был он молчалив, — подхватила Аня:
— Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой
Блистал послушною слезой!
— Ого, ты, оказывается, Онегина наизусть знаешь, — удивился я.
— Я Пушкина очень люблю, — покраснев, призналась зеленоглазка. — Я же тебе говорила.
— Ладно, ты о себе расскажи, — попросил я. — Давно болеешь?
— Со вчерашнего дня, — вздохнула девушка. — После школы температура появилась. У нас последним уроком была физкультура. Наверно, после неё на мороз выскочила распаренной и вот, заболела. Утром врач приходил, поставил диагноз — тонзиллит, проще говоря, ангина.
— А какая сейчас температура? — я наклонился к девушке, осторожно кончиками пальцев сбросил невесомую пушинку со щеки. Аня инстинктивно провела ладошкой, повторяя моё движение. Я взял в руку тонкие изящные пальчики, на секунду ободряюще сжал, нежно отвел в сторону, отодвинул растрепанную челку и опустил ладонь на влажный девичий лоб. Аня замерла, несмело посмотрела на меня. В зеленых глазищах подруги мелькнули смущение и неуверенность. Николаенко поспешно отвела взгляд, но потерявший яркость багрянец на мраморной белоснежной коже заалел с новой силой, выдавая девушку.