Последняя битва
Шрифт:
Мать оказалась дома – как раз было воскресенье, выходной день, – услыхав шум двигателя, выглянула в окно, улыбаясь, вышла навстречу гостям.
– Мама… – Герхард замялся. Ему так хотелось обнять мать, все ж таки уже дней десять не виделись, соскучился, но он стеснялся проявить слабость в глазах идущего рядом штурмбаннфюрера. А тот улыбался, высокий, красивый, в ослепительном черном мундире, с белокурыми, аккуратно подстриженными волосами, с ямочкой на мужественном подбородке.
Остановившись, галантно щелкнул каблуками:
– Мадам!
– Рада вас видеть, Отто. – Фрау Майер кивнула, обняв сына
– Уму непостижимо, как вы их различаете? – покачал головой фон Райхенбах. – Герхард и Эрих – они ведь похожи, как новенькие монеты.
– Ну я же все-таки мать, Отто. Ну что же мы здесь стоим? Прошу в дом. К сожалению, я вас не ждала, потому обеда не приготовила… и все же угощу кофе и пирогом.
– Сладкий пирог? – обрадовался Герхард. – Ты все же его испекла, да, мама?
– Испекла, испекла… – рассмеялась женщина. – Только вот уже половину съела – отнесла сотрудницам на работу.
Фрау Марта Майер, как и многие немецкие женщины в столь суровое время, работала – машинисткой в информационном бюро. Платили не так, чтобы очень, но на жизнь хватало, учитывая карточки и кое-какие проценты по акциям «Рейнметалла», «Сименса» и «Герман Геринг верке».
Женщина вошла в дом первой – в серо-голубом, приталенном платье, с черными, рассыпавшимися по плечам, волосами, она казалась такой молоденькой, что барон невольно вздохнул, а Герхард даже почувствовал себя неловко, заметив, какими глазами смотрел на мать его высокопоставленный друг. Такой был взгляд… Из тех, что очень нравятся женщинам.
Пирог оказался изумительно вкусным, да и кофе – выше всяких похвал, что неоднократно отмечал гость. По радио выступал доктор Геббельс с очередными дифирамбами доблестной германской армии, никто его, в общем, не слушал, но радио не выключали – привыкли.
– Ого, русские унтерменши, похоже, опять наступают! – навострил уши Герхард.
Фрау Майер вздрогнула, словно бы ее ударили по щеке, и такое впечатление, что хотела бы что-то сказать, но в самый последний момент сдержалась.
– Фрау Майер, – поблагодарив за кофе, улыбнулся барон. – Кажется, в мой прошлый приезд вы обещали мне показать ваш старинный альбом, про который столько рассказывали.
– О, да! – закивал Герхард. – В нем есть просто уникальные фотографии. Я пойду, принесу?
– Нет, Герхард. – Встав, фрау Майер положила руку на плечо сына. – Мы сами поднимемся.
– Ты, кажется, говорил о фотогазете, мой юный друг? – неожиданно напомнил фон Райхенбах. – Неплохо бы поместить в ней фотографии Кенигсберга, у тебя ведь они найдутся, я думаю?
– О, конечно, найдутся! Сейчас посмотрю…
Юноша бросился к лестнице.
– Не торопись, друг мой. Думаю, час-полтора у тебя еще есть.
Взбежав на второй этаж, Герхард исчез в своей комнате.
– Ну? – обернулась фрау Майер. – Пойдем и мы.
Они вошли в верхнюю гостиную, небольшую, чистую и уютную комнату с эркером, хозяйка кивнула на обитый темно-голубым плюшем диван и подошла к шкафу.
– Вот. – Взяв тяжелый альбом, она присела рядом с гостем. – Это – наш город лет семьдесят тому назад…
– Как здорово!
– Сад… Наш дом… Семья… Дедушка служил инспектором народных училищ. Вот моя мать, Агнесса, урожденная Крайс…
– Не из тех ли самых Крайсов, что владели
– Из тех… Увы, разорились. Кризис.
– Да, многие тогда разорились, – кивнул фон Райхенбах. – Если бы не фюрер… А кто этот красивый молодой человек? Ваш отец?
– Н-нет… – Фрау Майер слегка замялась. – Мой отец вот, риттер Эрвин фон Кравен.
– Ого! Я думал – это ваш дед… Ой, извините.
– Ничего… У риттера – он погиб под Верденом – это был второй брак.
У риттера… Она так и не смогла называть этого человека отцом! Ведь фактически отцом-то он не был… А был тот, другой, вот он, на соседнем снимке, в штатском – красивый черноволосый парень с лихо закрученными усами – пленный русский офицер, граф Владимир Кучум-Карагеев! Мать призналась лишь перед самой смертью, увы, такой ранней… А отец, Владимир, умер в том же четырнадцатом году – чахотка и раны. Как сказала мать – сгорел, словно свеча. Пленных офицеров отпускали в город, под честное слово. Там, на благотворительном балу они и познакомились – Владимир и Агнесса. Любовь с первого взгляда, так ведь бывает, правда очень редко… Увы, они не успели даже обвенчаться, да и вряд ли это было возможно в те времена – война, проклятая война! Вот и она, Марта, родилась во второй год Великой войны, в тысяча девятьсот пятнадцатом. А через девять лет умерла мать, и несчастную, никому не нужную сироту взяли на воспитание в монастырь кармелиток. Воспитывали в строгости и послушании, правда, некоторые монахини – добрые души – девчонок баловали, а по праздникам всем разрешалось встречаться с родственниками, у кого они были. Многих девочек навещали, только, увы, не Марту, и та плакала, забившись в самый дальний уголок. Плакала и молилась, что вот однажды…
И вот однажды…
Это было под Рождество, да-да, под Рождество или даже в самый сочельник. Все девочки сидели в столовой – вязали и слушали чтение благонравных книг. Время от времени в столовую заглядывала матушка Агриппина, переваливаясь, словно утка, подходила к настоятельнице, и та, отложив книгу, внимательно выслушивала, кивала, а потом громогласно провозглашала:
– Эриха Тимм! К родственникам!
– Маргарита Трап – к родственникам.
– Марта Кравен…. Эй, Марта, ты там заснула, что ли?
– Что?!
В комнате для свиданий ее встретил лощеный господин в дорогом пальто и шляпе, с тросточкой. Тут же представился:
– Карл Шульце, адвокатское бюро «Шульце унд Зенниг»! Фройляйн Марта Кравен?
– Да, герр. – Марта сделала книксен, как учили.
– Какая чудная малышка! В общем, фройляйн Марта, сейчас принесут одежду, и мы с вами прокатимся в одно место.
– Прокатимся? – Марта улыбнулась, показав ровные белые зубы. – Поедем на авто, да?
– О, прелестное дитя! Да, на авто.
– А к мороженщику заедем?
– Куда только изволит ваша душа!
Быстро принесли зимнюю одежду – сиротское черное пальтишко, шапочку, муфту из собачьей шерсти. Вышла мать-настоятельница – о, боже, она улыбалась, держа в руках какую-то бумагу!
– Герр Шульце, правильно ли я поняла, что…
– Абсолютно правильно, матушка аббатиса. Одна знатная дама желает пожертвовать монастырю крупную сумму.
– А…
– Не беспокойтесь, мы все оформим. Девочку вернем вечером. Когда у вас обычно ложатся спать?