Последняя камелия
Шрифт:
– Мы вас чуть не потеряли, – сказала молодая медсестра, заправляя за ухо прядь волос. – Теперь вы в безопасности, милая. Мы транспортировали вас на вертолете в больницу Первый Мемориал в Лондоне [19] . Вы попали в страшную аварию и просидели зажатой в машине четыре дня. Знаете, не всякий такое выдержит.
Рядом послышалась знакомая песенка. Я прислушалась к словам: «Good day, sunshine…»
– Эта песня, – прошептала я.
– Ой, извините, – сказала медсестра, указывая на телевизор. – Документальный фильм про «Битлз».
19
На самом деле такой больницы в Лондоне нет. Подобные названия характерны для американских больниц.
Какая-то женщина в очках с толстыми стеклами в черепаховой оправе нажала кнопку на кровати, чтобы слегка ее наклонить.
– Здравствуйте, я доктор Холлис, – сказала она, читая медицинскую карту, а потом ободряюще кивнула. – У вас сильный ушиб головы. Последние сорок восемь часов вы пробыли в коме. Мы рады, что вы очнулись. – Женщина обратилась к фигуре слева от себя: – Это ваша жена?
– Эддисон. – Этот глубокий голос. Мои веки отяжелели. Лучше бы медсестра не давала мне столько лекарства. Они размыли черту между реальностью и каким-то другим измерением, каким-то другим местом. Может быть, небесами? Не побывала ли я на небесах? Мои глаза закрылись, хотя я и не хотела этого.
– Эддисон. – Теперь его голос звучал громче и настойчивее. Я ощутила на щеке горячую руку. Мои веки снова затрепетали, и, собрав все силы, я открыла глаза и осмотрела комнату. А потом увидела его – желто-коричневый пиджак, его теплый взгляд – и улыбнулась, чувствуя, как жизнь снова забирает меня в свои объятия.
– Рекс, – сказала я, когда тепло волной наполнило все мои члены. Я тут же вспомнила аварию, и мне хотелось рассказать ему сотню вещей – про Шона, про мое прошлое, про камелию, про пропавших женщин, про леди Анну, – но когда открыла рот, от радости у меня перехватило дыхание. Я попыталась вдохнуть.
– Ничего, милая, – сказал он. – Я здесь. Я здесь, и мы никогда не расстанемся.
– А что с…
– Ты больше не должна о нем беспокоиться, – быстро проговорил Рекс. – Его поймали. И сейчас экстрадируют обратно в Штаты. Он больше никому не принесет вреда. – Он смахнул с глаза слезу. – Зря ты не рассказала мне о нем. Жаль, что я не смог тебя защитить.
По моей щеке скатилась слеза, и я вытерла ее.
– Так ты знал? – сказала я, качая головой. – Конечно, ты все это время все знал. Рекс, я видела папку у тебя в сумке.
– Какую папку? – не понял он.
– С надписью «Аманда», – пристыженно прошептала я.
– Ах, эту! Эту папку я завел для одного из персонажей моего романа, милая. Я думал, ты знаешь, что главную героиню зовут Аманда.
Я посмотрела на свои руки. На предплечье виднелся багровый синяк.
– Она смелая и сильная, – говорил Рекс. – Как ты.
– Но разве ты не сердишься на меня, что я не была с тобой честной и ничего не рассказывала о своем прошлом? – Я закусила губу, чтобы не расплакаться. – За то, что лгала тебе?
– У тебя были на то причины. И я их уважаю. Но уясни, пожалуйста, одну вещь. – Он заглянул мне в глаза. – Ничто в твоем прошлом не может изменить моей любви к тебе – ничто.
Он поцеловал мое запястье и потер пятно, которое я так старалась скрыть все эти годы. Наверное, медсестра сняла мои часы, но теперь мне было все равно. Рубцы уже не имели для меня прежнего значения.
– Рекс, – заплакала я, – когда мне было пятнадцать, то с нами жил один маленький мальчик. Ему было всего три годика. Шон убил его, Рекс. Столкнул с качелей. – Я всхлипнула. – Я хотела спасти его, так хотела!
Рекс забрался ко мне в постель и стал убаюкивать.
– Но не смогла, – продолжала я. – Не успела… Его звали Майлз. Шон заставил меня закопать его. Я никогда никому не говорила об этом, Рекс. Никогда, все эти годы. Я боялась. Ох, Рекс, мне так стыдно!
Он провел пальцем по моей щеке.
– Ну что ты, тут нечего стыдиться. Пожалуйста, не надо, милая. Ты же была ребенком.
Я покачала головой:
– Нужно заявить в полицию и рассказать, как все произошло.
Рекс кивнул:
– Я поддержу тебя во всем, и мы все сделаем. У нас есть семейный адвокат, который поможет разобраться с этим делом.
Я всхлипнула, уткнувшись в его плечо.
– Я не хочу больше никого ранить.
– И не придется, – сказал он. – Больше не придется.
Рекс поцеловал меня, а потом вытащил из кармана письмо.
– Я нашел это наверху на туалетном столике. Адресовано тебе.
Я вскрыла конверт, вспомнив, как миссис Диллоуэй, прежде чем ее увезли в больницу, бормотала что-то про письмо.
Дорогая Эддисон,
здоровье мое неважное, и на случай, если времени у меня осталось мало, вам пора узнать правду о леди Анне. Что бы ни случилось с прочими девушками, да упокоит Господь их душу, Анна умерла совсем по-другому. Видите ли, в саду у камелий растет ядовитое растение. Леди Анна всегда говорила, что оно слишком красивое, чтобы его уничтожить, но в итоге это самое растение ее и убило. Эббот знал об этом растении и собрал несколько побегов. Когда он спросил, нельзя ли ему заварить чай, я поняла, что он задумал. Он ненавидел мистера Блита, ненавидел за то, что его мать уделяла ему внимание. И он отравил чай. Этот чай предназначался для мистера Блита, а для матери он приготовил другой чайник, но все получилось не так, как он планировал. Чайники случайно перепутали, и его мать выпила яд. Ее светлость любила детей больше самой жизни. Она не хотела, чтобы сына покарали или чтобы он нес бремя своей вины. Поэтому после ее смерти, когда он спросил, подала ли я тот чай, я, прекрасно зная причину этого вопроса, сказала, что нет. Сказала, что, увидев в одном из чайников муху, вылила чай из обоих и заварила новый. Вот так получилось. Когда следователь попытался вновь открыть дело и изучить акт вскрытия, я не позволила сделать это. Ради Эббота. Сын не должен жить с такой виной.
– Рекс, – сказала я, откладывая письмо. – Как она, миссис Диллоуэй?
Он внимательно посмотрел на меня.
– Я сегодня утром звонил в больницу. Она перенесла серьезную операцию. Только время покажет.
В дверях снова появилась медсестра.
– Простите, мисс Синклер, мне не хотелось бы вас беспокоить, но вас пришел навестить санитар. Он был в команде, которая вас спасла. Вы достаточно хорошо себя чувствуете? Пропустить его? Если нет, я скажу, чтобы пришел позднее; ничего страшного.