Последняя кантата
Шрифт:
В двадцать восемь лет, когда ты уже обязан быть философом, это не так-то просто; а для художника еще намного тяжелее, чем для другого человека.
Чем дальше он читал, тем больше погружался в текст, он пропитал им все свое существо. Он знал, что отныне не сможет написать ни одной ноты, чтобы вновь не подумать о «Завещании». Бетховен, переживающий физическое и моральное страдание, обнаруживающий свое отчаяние!
О, люди, если когда-нибудь вы прочтете это, подумайте тогда, что вы были несправедливы ко мне и что несчастный утешается, ища кого-нибудь, кто похож на него и кто, несмотря на все противодействие Природы, сделал тем не менее
Хотя письмо было адресовано его братьям Карлу и Иоганну, Бетховен писал его для себя самого. Он сохранил его в тайне, но не уничтожил. Сохранил в том вечном беспорядке, в котором жил, среди книг и партитур, наваленных по всем углам, среди остатков завтрака на камине, набросков квартета на рабочем столе или симфонии на фортепьяно, множества писем на полу. Молодой человек с легкостью представил его в этой обстановке, поглощенным лишь своей музыкой, живущим в своем мире, отрезанным от назойливых шумов и от плохой музыки, которую природная пошлость людей предлагала тем, кто мог слушать все.
— Сударь, мы должны закрывать! — прокричал издали старый библиотекарь.
Молодой человек вышел из задумчивости, сложил бумаги в коробки и в последний раз перечитал «Завещание». И тут он заметил, что с правой стороны нижний угол листка выглядит как-то странно. Он провел по нему пальцем и убедился, что это так. В слабом свете свечи он внимательно разглядел листок. На просвет казалось, будто между строчками просвечивает другой текст. Молодой человек осмотрел листок на обрезе и увидел, что это два склеенных листка. Он взял один за уголок и осторожно отделил от другого. И вот что он увидел:
X. 7. X. 1802
Я надеюсь, что тот, кто прочтет эти строчки, окажется достойным их, но, увы, я не смог устно передать секрет. Пусть станут подарком эти строчки тому, кто после меня будет олицетворять немецкую музыку.
Соч. 18№ 4/14, 10 Quaerendo invenietis. [40] Л. в. Б.
Эта приписка не попала в руки наследников Бетховена, поэтому никто никогда не прочел ее. Иначе ее загадочные слова не могли бы быть пропущены комментаторами. И это открытие выпало на его долю! Значит, провидение существует?
40
Ищите и найдете (лат.). — Евангелие от Матфея, глава 7, стих 7.
— Закрываем!
Возглас старика, который теперь уже вошел в зал, вывел его из мечтаний. Он быстро сложил листок и тайком сунул его во внутренний карман сюртука. Потом не спеша положил «Хейлигенштадтское завещание» во вторую коробку. И тут подошел библиотекарь.
— Прекрасно! Я вижу, вы закончили! Знаете, я страстный поклонник Бетховена. Поэтому и позволил вам ознакомиться с его бумагами. Вы сами музыкант?
— Да. Во всяком случае, я предназначен этой стезе, но я еще не служу.
— Вам будет трудно достичь таких же высот, как он. О, что же я… Вы не заполнили регистрационную карточку посетителей. Как мне записать ваше имя?
— Вагнер. Рихард Вагнер.
10. BACH'S ERROR [41]
Париж, наши дни
В это утро Пьер Фаран проснулся в превосходнейшем настроении. Он был полон готовности доказать всем, что то, что они считали непреложными ценностями, не имеет реальной основы, и критерии, по которым ныне оценивают талант композитора, не соответствуют положению вещей. Доказать главным образом этому Перрену, с которого надо
41
Ошибка Баха (англ.).
Пьер был уверен, что подтвердит свое утверждение о беспочвенности академических суждений. Он с аппетитом принялся за завтрак, поглядывая на беспорядок в двух комнатах, которые он снимал возле площади Бастилии. Зазвонил телефон.
— Алло, Фаран? Ты когда принесешь мне свою запись?
— А-а, это ты, Альфред? Слушай, я… почти закончил, мне надо только кое-что немного синтезировать и заново переписать ее, чтобы зазвучали низкие голоса, и…
— Хорошо, так когда?
— Ну, скажем, через десять дней.
— Десять дней! Ты что, смеешься над нами? Выпуск «Запрещенных мемуаров» намечен через две недели! Мне нужна музыка послезавтра, это крайний срок! И уже смонтированная!
— Послушай, Альфред, я не могу так халтурить!
— Ты знаешь, какие деньги вгрохали в этот фильм? И сколько нам придется вернуть дистрибьюторам, если он не выйдет вовремя? Я не прошу тебя сочинять, как Моцарт!
— Мне надо восемь дней, Альфред.
— Я должен поговорить об этом с нашими компаньонами, но, думаю, им это не понравится. Напоминаю тебе: работай, а не бей баклуши!
Собеседник резко оборвал разговор, оставив Пьера в раздумье. Конечно, эти коммерсанты не обладают хорошими манерами, как меценаты былых времен, но стиль у них такой же. Они не понимают, что такое труд художника, они третируют его, как какого-нибудь чиновника! Поэтому сегодня художник — прежде всего проситель. Идеально, подумал Пьер, было бы работать в CNRS… [42] Если бы не эта его затея с королевской фугой, он смог бы сдать чертову музыку к фильму, но эта мысль мелькнула у него и исчезла. Фуга — вот главное. Урок, который он должен преподать, ждать не может.
42
CNRS — французская аббревиатура Национального центра научных исследований.
Он позвонил одному из друзей, программисту из IRCAM. [43]
— Луи? Установка по информатике свободна сегодня утром?
— Да, — ответил тот, кого он назвал Луи, — но на сколько времени ты хочешь ее занять? Сегодня вечером она мне будет нужна.
— Скажем так: три часа, чтобы заложить программу, и еще два — работа самой машины.
— Ладно, пойдет, но давай быстрее!
Пьер уже готов был уйти, как вдруг спохватился, позвонил Летисии и спросил ее, не хочет ли она присутствовать при составлении программы. Летисия была свободна, она согласилась, и они договорились встретиться через полчаса в Центре.
43
IRCAM — координационно-исследовательский институт акустики и музыки: Управление современной музыки при Национальном центре Жоржа Помпиду, созданное Пьером Булезом. — Примеч. авт.