Последняя любовь гипнотизера
Шрифт:
На ней были шорты — Элен сразу отметила, какие у нее длинные и гладкие ноги, — и футболка, и еще бейсболка, и весь ее вид говорил о безупречном здравомыслии и нормальности. Саския выглядела спортивной и привлекательной. Никакой наблюдатель не смог бы предположить, что она не просто женщина, вышедшая на прогулку и случайно встретившая каких-то знакомых. Посторонний человек подумал бы, что это Элен и Патрик ведут себя странно. Ни один из них ничего не сказал в ответ; они тупо таращились на Саскию.
— Вечер просто замечательный. — Саския протерла очки подолом футболки и снова их надела, взмахом руки указав на небо. — Такие закаты следует специально фотографировать для открыток.
— Саския, —
Он наконец поднялся на ноги, но тут же ссутулился, как глубокий старик.
— Ох, нет, Патрик, пожалуйста, не позволяй мне вам мешать! — Саския дружелюбно помахала рукой, давая понять, что Патрику следует снова встать на одно колено. — Ты ведь собрался сделать предложение. Как приятно было увидеть вас обоих!
И она таким же быстрым шагом направилась прочь.
Патрик тяжело опустился на скамью напротив Элен, схватил бокал с шампанским и осушил его одним глотком.
Саския остановилась и оглянулась:
— Элен, увидимся в пятницу, как договорились! — Она хлопнула себя по бедру. — Моей ноге определенно лучше! — И она помахала рукой.
Рука Элен машинально поднялась, чтобы махнуть в ответ.
— Ты ее знаешь? — Лицо Патрика исказилось паническим страхом. — Так ты всегда была с ней знакома? Это что, какой-то заговор между вами обеими?
— Нет-нет, нет! — Элен поспешила пуститься в объяснения. — Я ее знала как Дебору. Она так себя называла. Дебора Ванденберг. Она ко мне приходит из-за болей в ноге.
— Дебора, — повторил Патрик, и тут же в его взгляде вспыхнуло подозрение. — Но ты ведь знала, что это Саския! Только что сама сказала! Ты знала, что это она!
— Я поняла это, когда мы летели сюда, — ответила Элен. — Когда ты мне рассказал о ее больной ноге. Но я не хотела тебя расстраивать и потому промолчала. Это из-за меня она здесь. Я ей сказала, что мы летим в Нузу. Ну, то есть я ведь думала, что она Дебора. Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль.
Элен чувствовала себя так, словно и правда вступила в некий злобный заговор с Саскией.
Патрик поднял крышку черной коробочки — и тут же снова ее захлопнул. И засмеялся недоверчиво, как будто насмехаясь над самим собой:
— А я-то был уверен, что здесь мне ничего не грозит. Думал, я смогу сделать тебе предложение вдали от ее глаз, но даже этого не смог.
— Можно мне посмотреть на кольцо? — спросила Элен.
— Оно антикварное. С историей. Я хочу сказать, за ним — чья-то история. Кольцо не принадлежало моей семье, но надеюсь, оно тебе понравится. — Он снова открыл коробочку и опять захлопнул крышку, даже не заглянув внутрь. — Я думал, ты не из тех, кому следует подносить стандартный блестящий бриллиант. Джек помогал мне его выбрать.
Патрик говорил грустным голосом, полным тоски, как о чем-то таком, что случилось в далеком-далеком прошлом.
— Звучит изумительно, — тихо сказала Элен. — Так можно…
Патрик толкнул коробочку через стол, и Элен открыла ее.
— Ох, Патрик!.. — Кольцо было из белого золота с маленьким овальным аквамарином цвета океанских волн. — Оно прекрасно! Это именно то, что я и сама бы выбрала!
Элен никогда особенно не интересовалась драгоценностями. Она не из тех дам, которые авторитетным тоном рассуждают о каратах или огранке. «О-о, как сверкает!» — обычно говорила она, когда кто-нибудь из только что обручившихся приятельниц протягивал ей свою левую руку. На ее взгляд все эти кольца были совершенно одинаковыми.
Абсолютная точность выбора Патрика вызвала в ней желание заплакать. Это было нечто вроде ощутимого свидетельства того, что Патрик действительно ее понимал. Это было кольцо, которое она не смогла бы предугадать или описать, но оно как бы говорило: «Ты разве не знала? Ты именно такая!»
Элен с сожалением опустила крышку коробочки, не будучи увереной, что ей делать дальше. Она ведь не ответила пока что согласием на предложение Патрика. Впервые с тех пор, как она услыхала о существовании Саскии, она испытала вспышку справедливого, удовлетворяющего гнева. Ведь это было ее мгновение. И вот сейчас ей бы следовало то ли плакать, то ли смеяться, как все женщины, прижавшись к груди Патрика, но время от времени умолкать и поднимать к глазам руку, чтобы еще раз посмотреть на кольцо. Это должно было стать мгновением, которое она бы лелеяла в памяти, но теперь оно ушло навсегда.
— Наверное, я слишком поспешил. Но мне это показалось правильным, и я просто подумал, да наплевать на все, я знаю, это та самая женщина, так что я… — Он вдруг умолк и медленно моргнул, как какой-нибудь клиент Элен, выходящий из транса. — Ты сказала… ты сказала, что беременна?
Значит, он намеревается стать мужем гипнотизерши.
Устроил прямо настоящую киношную сцену. Розовый закат в половину неба. Шампанское. Преклоненное колено.
А ведь они действительно намереваются жить именно так. Такое и в самом деле случается с некоторыми людьми. Они собираются устроить прекрасное, элегантное венчание, возможно, на пляже, и конечно, никакого дождя не будет, а если и пойдет, все только развеселятся, и мужчины тут же раскроют огромные зонтики, а женщины с хихиканьем постараются убежать куда-нибудь под крышу на своих высоченных каблуках. А Элен выпьет только один бокал шампанского, потому что беременна. А потом родится их ребенок, и толпа народа соберется в ее палате в больнице, с цветами, и шутками, и фотокамерами. А после они сделают еще одного ребеночка, другого пола. Они станут устраивать вечеринки с друзьями и отличные выходные. Будут смахивать сентиментальные слезы во время выступлений их детей на каких-нибудь концертах. А когда детки станут постарше, они начнут путешествовать и найдут себе какое-нибудь увлечение, а со временем переедут в милый пригород, а когда умрут, их дети и внуки съедутся издалека, чтобы оплакать их.
А кто оплачет меня, если я умру прямо сегодня? Мои коллеги? Думаю, они весьма быстро переживут такую потерю и начнут драться за мой кабинет. Друзья? За последние несколько лет я сама всех вычеркнула из поздравительного списка на Рождество. Это только моя собственная вина. Я ведь никогда не отвечала на их звонки или электронные письма. И была слишком занята преследованием Патрика. Это весьма напряженное увлечение, оно требует уйму времени. Моей парикмахерше я вроде очень нравлюсь, вот только кто ей сообщит о моей смерти? Она, скорее всего, подумает, что я нашла себе другого мастера. Хотя я бы никогда этого не сделала. Может быть, стоит оставить записку: «В случае моей смерти очень прошу дать знать об этом моей парикмахерше»?
И уж конечно, ни горя, ни боли не испытают ни гипнотизерша, ни ее муж, а даже если и взгрустнут ненадолго, то это очень быстро забудется. Они будут поддерживать друг друга в любом несчастье.
Странно, но теперь, когда все произошло, я вдруг заметила, что больше не могу представить себе воссоединение с Патриком. Что-то внезапно изменилось. Он ведь никогда не делал мне официального предложения. Мы вообще ни разу не говорили на эту тему. У Патрика уже была свадьба — роскошное белое венчание с Колин. Я потратила множество часов, рассматривая их гигантский альбом со свадебными фотографиями, таращась на Колин в пышном белом платье с рукавами-буф и гадая, что бы подумала обо мне эта женщина.