Последняя любовь лорда Нельсона
Шрифт:
Они поверили ему. Разошлись…
В ту же ночь этот клятвопреступник хитростью завладел замком Санто-Эльмо, заперся там вместе с другими заговорщиками [51] , и сообщил об этом Шампионне. Однако когда французы в четыре колонны двинулись вперед, народ поклялся в верности королю и принял сражение. Он в течение трех дней отражал все атаки и нагнал на французов такой страх, что Шампионне стал сомневаться в успешном исходе. Тогда Молитерно и якобинцы ночью тайно впустили отряд французов в Санто-Эльмо и по улице Мадонны Семи Скорбей провели их в тыл несчастным лаццарони. Все потеряно.
51
Среди них Винченцо Пиньятелли
Якобинцы, торжествуя, водрузили сине-красно-желтый флаг, провозгласили Республику Везувия [52] и отдали замок своим товарищам. В течение трех часов его опустошили; остались только голые стены. Но когда Шампионне отдал на разграбление на восемнадцать часов весь город, что коснулось также дворянства и богачей, бедному старому архиепископу пришлось обратиться к Шампионне с просьбой. И тогда разграбление заменили огромной контрибуцией в размере от четырех до шести миллионов, которая должна быть выплачена в кратчайшие сроки. Так им и надо. У меня нет к ним и тени сострадания.
52
Марии-Каролине еще не было известно название «Партеноггейская республика», которое дали стране революционеры. 22 января Джузеппе Логотета, освобожденный из заключения в Санто-Эльмо, набросал состоящий из одиннадцати пунктов декрет, которым был низложен Фердинанд и провозглашена республика «на принципах свободы и равенства». Датирован он был «Первым днем первого года неаполитанской свободы». (Примеч. авт.)
Затем они устроили торжество в честь Республики. Каждый должен был кричать «Да здравствует свобода!» Кто молчал, по тому стреляли.
В Директорию были избраны пятеро. Марио Пагано, чрезвычайно порочный, но талантливый человек, до сих пор был судьей в Адмиралтействе; бенедиктинец патер Капуто, близкий друг Галло, будучи наставником, испортил бесчисленное количество молодых людей; адвокат Фазуло — креатура Медичи; эти трое на протяжении трех лет находились под арестом как якобинцы, но вследствие бессилия правительства были снова освобождены. Королевский министр Флавио Пирелли — четвертый член Директории; это — тот самый, который защищал якобинцев во время процесса над ними. Пятый — торговец-антиквар Дзарилло, человек злоязычный, в свое время он в Капо ди Монте украл у короля камеи. Остальные члены Директории — Молитерно, Роккаромана, Франческо Пепе, Доменико Чирилло.
Наших отважных лаццарони разоружили, их предводителей расстреляли. Они потеряли десять тысяч человек, но при этом убили большое количество французов [53] . Из страха перед чумой трупы складывали в кучи и сжигали.
Для нас все кончено. Неаполь потерян. Преступление торжествует победу…
Многие из тех, кто прибыл сюда вместе с нами, уже требуют отпустить их, чтобы они могли вернуться в Неаполь. В том числе и Караччоло, которого мы всегда отличали. Ах, все это — удары кинжалом…
53
Примерно тысячу человек. (Примеч. авт.)
21 февраля.
В моем печальном изгнании, отрезанная от всего мира, я пишу тебе ежедневно, мое дорогое дитя, чтобы найти в моем горе немного утешения. Я удивляюсь, что еще не ослепла от постоянных слез…
Новости из Калабрии стали немного лучше. Отважный кардинал Руффо собрал небольшой отряд из 400 человек. Эти люди носят на одежде белый крест. Руффо движется с ними с места на место, читает проповеди на улицах, призывает к крестовому походу против безбожников. Его рвение достойно восхищения, уже повалено немало деревьев свободы. Теперь французы, помимо Неаполя, наложили и на провинции военную контрибуцию в пятнадцать миллионов дукатов. На одну только Калабрию приходится два с половиной миллиона. Дай Бог, чтобы это открыло народу глаза…
26
В Неаполе все республиканское. Повсюду, в городе и в провинции, установили деревья свободы. Каждый мужчина причислен к национальной гвардии и носит сине-желто-красную нарукавную повязку. Французы располагаются в частных домах, живут за счет своих хозяев, ездят кататься в их экипажах. В театре играют самые вульгарные пьесы, «Бегство короля» и тому подобные прелести. Замок, наши владения, имущество наших детей — все конфисковано [54] . Люди, которых мы осыпали благодеяниями, служат Республике. О нас публикуют гнусные памфлеты. Короче говоря, происходит то, на что я никогда бы не сочла Неаполь способным и что разрывает мне сердце…
54
Вместе с Шампионне в Неаполь в качестве комиссара Директории вошел Фэпул. Ссылаясь на право завоевания, он 3 февраля конфисковал в пользу Французской Республики всю собственность короля. Притом под это подпадало не только частное имущество Бурбонов, но также королевские дворцы, государственные земли, владения Мальтийского к Константинианского орденов, банки, фарфоровые и ковроткацкие фабрики, арсеналы, порты, склады, даже находящиеся еще в недрах земли сокровища Геркуланума и Помпеи. Эти притязания превращали якобы идеальные цели Французской Республики в разбойничий набег на собственность поверивших ей народов. Поэтому Шампионне отменил декрет и выдворил Фэпула. За это его впоследствии отозвали, посадили в тюрьму и обвинили в неповиновении Директории, но в конце концов оправдали. При преемнике Шампионне Макдональде Фэпул вернулся в Неаполь. Его алчность привела затем к отчуждению между неаполитанцами и французами, что Мария-Каролина, «the qreat queen» («великая королева»), как называл ее Нельсон, предвидела уже теперь. (Примеч. авт.)
Ах, несмотря на добрые намерения простонародья, несмотря на отвращение, которое уже теперь питают многие к этой так называемой свободе, — несмотря на все это, Неаполь никогда не будет снова нашим, если не придет помощь извне, либо от твоего дорогого супруга, либо от русских. В Апулии, в Абруцци, в Калабрии, в Романье — повсюду растет недовольство, народ собирается толпами. Я думаю, что если довериться ему, сейчас, пожалуй, можно было бы освободить от чудовищ всю Италию. Как бы благословляла я тогда все мои потери, мои горести, мои страдания!
Многое еще хотела бы я тебе сказать, дорогое мое дитя, но у меня болит голова. Поцелуй за меня всех твоих милых детей, будь осторожна при родах, передай наши дружеские чувства твоему супругу Я прошу тебя думать о наших интересах и о моей семье.
Твоя глубоко тебя любящая мать и друг
Шарлотта.»
Известия, поступающие в Палермо, были теперь более достоверными и многочисленными.
Возмущенные вымогательством французских глашатаев свободы, напуганные восстаниями сторонников короля в провинциях, подкупленные щедро раздаваемым Марией-Каролиной золотом из увезенной государственной казны, день ото дня множились толпы тех, кто изменил Республике и теперь память о прежнем предательстве старался стереть удвоенным служебным рвением. И когда затем, после изгнания французов с Корфу и Ионических островов, у итальянского побережья появилась на сорока военных судах русско-турецкая десантная армия в составе 32 000 солдат, это движение стремительно распространилось по всему королевству.
Простонародье везде объединялось в банды. Бывшие солдаты королевской армии искали пропитание, бродяги с большой дороги — добычу, преследуемых преступников влекла безнаказанность.
В Абруцци после декабрьского воззвания Фердинанда не угасала партизанская война. Теперь ее раздул в истребительное пламя Пронио, бывший священник, затем солдат маркиза дель Васто. Приговоренный за убийство к галерам, он сумел освободиться, прибегнув к какой-то уловке.
В Терра ди Лаворо поднял королевское знамя Михаэль Пецца, убийца и грабитель. Народ, изумленный, назвал его «Фра Дьяволо» и «монах сатаны», потому что он всеми правдами и неправдами ухитрялся тысячи раз в течение двух лет уходить от преследования. Во главе сильного отряда он нападал на мелкие французские подразделения, убивал курьеров и всадников, которые, по его предположениям, везли письма или послания, и полностью прервал какую бы то ни было связь Неаполя с Римом.