Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Последняя мистификация Пушкина
Шрифт:

Бы­ли здесь и чи­та­те­ли Пуш­ки­на - в ос­нов­ном сту­ден­ты, но они чи­та­ли и при­ни­ма­ли у по­эта толь­ко то, что он на­пи­сал в мо­ло­до­сти, на­хо­дясь в по­ис­ке, пе­ре­жи­вая «дух от­ри­ца­ния или со­мне­ния». Их при­ве­ли сю­да стро­ки из «Кинжала»:

Вез­де его най­дет удар не­ждан­ный твой ...

О юный пра­вед­ник, из­бран­ник ро­ко­вой...[710].

Они не зна­ли, да и не мог­ли знать, по­сколь­ку вре­мя для вос­по­ми­на­ний еще не на­сту­пи­ло, что зре­лый по­эт, от­ка­зав­шись от кро­ви и на­си­лия, со­всем ина­че оце­ни­вал свой ран­ний по­эти­че­ский опыт:

Это пло­хо, вы­со­ко­пар­но! ...Мне ка­жет­ся, что это сти­хо­тво­ре­ние я на­пи­сал на хо­ду­лях, так оно на­пы­щен­но. Как че­ло­век глуп, ко­гда он мо­лод! Мои ге­рои то­го вре­ме­ни скре­же­щут зу­ба­ми и за­став­ля­ют

скре­же­тать зу­ба­ми ме­ня са­мо­го[711].

Пра­ви­тель­ст­во, за­мет­но со­сто­яв­шее из ино­стран­цев, и царь, по крови то­же ино­стра­нец, ис­пу­га­лись на­род­но­го дви­же­ния и в ду­хе ев­ро­пей­ско­го «про­све­ще­ния» при­ня­ли са­мые ра­ди­каль­ные и под­лые ме­ры: вы­ста­ви­ли жан­дар­мов, тай­но пе­ре­не­сли ме­сто па­ни­хи­ды, а гла­ва­рей и за­чин­щи­ков сти­хий­но­го вы­сту­п­ле­ния на­шли сре­ди дру­зей по­эта, вверг­нув их в пол­ное за­ме­ша­тель­ст­во.

Вя­зем­ский и Жу­ков­ский при­ня­лись оп­рав­ды­вать­ся, яв­но ис­ка­жая смысл дуэль­ной ис­то­рии, не ща­дя дос­то­ин­ст­ва по­эта. А ведь, имен­но, в дос­то­ин­ст­ве пи­са­те­ля[712], по мнению Пуш­ки­на, за­клю­ча­лась его на­род­ность!

Ис­клю­чая да­же на­мек на по­ли­ти­че­скую ок­ра­ску со­бы­тий, они на­стаи­ва­ли на ча­ст­ном ха­рак­те­ре ка­та­ст­ро­фы, на ее слу­чай­ной свя­зи с на­род­ным вол­не­ни­ем. И все вы­со­кое, спра­вед­ли­вое и по­эти­че­ское, ска­зан­ное ими о по­след­них днях Пуш­ки­на, бы­ло про­дик­то­ва­но лишь од­ним же­лань­ем скрыть от чи­та­те­ля и об­ще­ст­ва факт, что в от­но­ше­ни­ях по­эта и вла­сти на­зрел кри­зис, что по­след­ний и глав­ный опыт в жиз­ни по­эта - его ра­бо­та над «Ис­то­ри­ей Пет­ра» - ра­бо­та, без­ус­лов­но, по­ли­ти­че­ская – ока­за­лась не­вос­тре­бо­ван­ной вла­стью, что при­зыв к пе­ре­ос­мыс­ле­нию ис­то­рии и воз­ро­ж­де­нию под­лин­ной рус­ской куль­ту­ры, не был ус­лы­шан Ни­ко­ла­ем.

Жу­ков­ский со­вес­тил­ся, чув­ст­вуя, что гре­шит, пуб­ли­куя «По­след­ние минуты Пуш­ки­на». Его пись­мо к Бен­кен­дор­фу, спо­соб­ное в ка­кой-то ме­ре ис­пра­вить сле­ды не­воль­но­го от­ступ­ни­че­ст­ва, бы­ло ис­пол­не­но бо­ли, ис­крен­не­го чув­ст­ва и спра­вед­ли­во­го, ед­ва сдер­жи­вае­мо­го, гне­ва:

Пуш­кин хо­тел по­ехать в де­рев­ню на жи­тье, что­бы за­нять­ся на по­кое ли­те­ра­ту­рой, ему в том бы­ло от­ка­за­но под тем ви­дом, что он слу­жил, а дей­ст­ви­тель­но по­то­му, что не ве­ри­ли. Но в чем же бы­ла его служ­ба? …Его служ­ба бы­ла его пе­ро, его “Петр Ве­ли­кий”, его по­эмы, его про­из­ве­де­ния, кои­ми бы оз­на­ме­но­ва­лось ны­неш­нее слав­ное вре­мя? Для такой служ­бы нуж­но сво­бод­ное уе­ди­не­ние. Ка­кое спо­кой­ст­вие мог он иметь с сво­ею пыл­кою, огор­чен­ною ду­шой, с свои­ми стес­нен­ны­ми до­маш­ни­ми об­стоя­тель­ст­ва­ми, посре­ди то­го све­та, где все тре­во­жи­ло его су­ет­ность, где бы­ло столь­ко раз­дра­жи­тель­ного для его са­мо­лю­бия, где, на­ко­нец, ты­ся­чи пре­зри­тель­ных сплет­ней, из се­ти ко­то­рых он не имел воз­мож­но­сти вы­рвать­ся, по­гу­би­ли его...[713].

Друг по­эта про­из­нес сло­ва, к ко­то­рым не­пре­мен­но сле­ду­ет при­слу­шать­ся:

Вы на­зы­вае­те его и те­перь де­ма­го­ги­че­ским пи­са­те­лем… Уве­ряю вас на­про­тив, что Пуш­кин (здесь го­во­рит­ся о том, что он был в по­след­ние свои го­ды) ре­ши­тель­но был ут­вер­жден в не­об­хо­ди­мо­сти для Рос­сии чис­то­го, не­ог­ра­ни­чен­но­го са­мо­дер­жа­вия, и это не по од­ной люб­ви к ны­неш­не­му го­су­да­рю, а по сво­ему внут­рен­не­му убе­ж­де­нию, ос­но­ван­но­му на фак­тах ис­то­ри­че­ских (это­му те­перь есть и пись­мен­ное сви­де­тель­ст­во в его соб­ст­вен­но­руч­ном пись­ме к Ча­дае­ву)[714].

А да­лее сле­до­ва­ли строки, го­во­ря­щие, что Жу­ков­ский пре­крас­но по­ни­мал ис­тин­ный смысл со­бы­тий, происходящих вокруг по­эта:

Пуш­кин уми­ра­ет уби­тый на ду­эли, и убий­ца его фран­цуз, при­ня­тый в на­шу служ­бу с от­ли­чи­ем; этот фран­цуз пре­сле­до­вал же­ну Пуш­ки­на и за тот стыд, ко­то­рый на­нес его чес­ти, еще убил его на ду­эли… Ес­ли бы, та­ким об­ра­зом, по­гиб и про­стой че­ло­век, без вся­ко­го на­цио­наль­но­го име­ни, то и об нем за­го­во­ри­ли бы по­всю­ду, но это бы­ла бы про­сто свет­ская бол­тов­ня, без вся­ко­го осо­бен­но­го чув­ст­ва. Но здесь жерт­вою ино­зем­но­го раз­врат­ни­ка сде­лал­ся

пер­вый по­эт Рос­сии, из­вест­ный по со­чи­не­ни­ям сво­им боль­шо­му и ма­ло­му об­ще­ст­ву. Че­му же тут ди­вить­ся, что об­щее чув­ст­во при та­ком тра­ги­че­ском про­ис­ше­ст­вии вспых­ну­ло силь­но...[715].

Жу­ков­ский да­вал пе­ре­чень при­мет это­го воз­му­ще­ния:

по слу­хам, до­шед­шим до ме­ня по­сле, по­ла­гаю, что блю­сти­тель­ная по­ли­ция под­слу­ша­ла там и здесь (на ули­цах, в Гос­ти­ном дво­ре и проч.), что Гек­кер­ну уг­ро­жа­ют; ве­ро­ят­но, что не один, а весь­ма мно­гие в на­ро­де ру­га­ли ино­зем­ца, ко­то­рый за­стре­лил рус­ско­го, и ко­го же рус­ско­го, Пуш­ки­на? Ве­ро­ят­но, что иные тол­ко­ва­ли ме­ж­ду со­бою, как бы хо­рошо бы­ло его по­бить, раз­бить стек­ла в его до­ме и то­му по­доб­ное; ве­ро­ят­но, что и до само­го ми­ни­ст­ра Гек­кер­на до­хо­ди­ли по­доб­ные тол­ки, и что его ис­пу­ган­ное во­об­ра­же­ние их пре­уве­ли­чи­ва­ло, и что он со­об­щил свои опа­се­ния и тре­бо­вал за­щи­ты. С дру­гой сто­ро­ны, ве­ро­ят­но и то, что го­во­ри­ли о Пуш­ки­не с жи­вым уча­сти­ем, о том, как бы хо­ро­шо бы­ло изъ­я­вить ему ува­же­ние ка­ки­ми-ни­будь ви­ди­мы­ми зна­ка­ми; мно­гие, ве­ро­ят­но, го­во­ри­ли, как бы хо­ро­шо от­прячь ло­ша­дей от гро­ба и до­вез­ти его на ру­ках до церк­ви; дру­гие, мо­жет быть, тол­ко­ва­ли, как бы хо­ро­шо про­из­не­сти над ним речь и в этой ре­чи по­ра­зить бы его убий­цу, и про­чее, и про­чее. Все по­доб­ные тол­ки суть един­ст­вен­ное след­ст­вие по­доб­но­го про­ис­ше­ст­вия; его не­об­хо­ди­мый, не­из­беж­ный от­го­ло­сок.

Жу­ков­ский не за­бы­вал и о се­бе. Он тут же вспом­нил о сво­ем уча­стии в скорб­ном мероприятии, но сде­лал это с дос­то­ин­ст­вом, нис­коль­ко не пы­та­ясь выго­ро­дить се­бя:

Вдруг по­ли­ция до­га­ды­ва­ет­ся, что дол­жен су­ще­ст­во­вать за­го­вор, что ми­нистр Гек­керн, что же­на Пуш­ки­на в опас­но­сти ... на­зна­чен­ную для от­пе­ва­ния цер­ковь пе­ре­ме­ни­ли, те­ло пе­ре­не­сли в нее но­чью, с ка­кой-то тай­ною, всех по­ра­зив­шею, без фа­ке­лов, поч­ти без про­вод­ни­ков; и в ми­ну­ту вы­но­са, на ко­то­рый со­бра­лось не бо­лее де­ся­ти бли­жай­ших дру­зей Пуш­ки­на, жан­дар­мы на­пол­ни­ли ту гор­ни­цу, где мо­ли­лись о умер­шем, нас оцепи­ли, и мы, так ска­зать, под стра­жею про­во­ди­ли те­ло до церк­ви. Ка­кое на­ме­ре­ние мог­ли в нас пред­по­ла­гать? Че­го мог­ли от нас бо­ять­ся? Это­го я изъ­яс­нить не бе­русь. И, при­знать­ся, бу­ду­чи на­пол­нен глав­ным сво­им чув­ст­вом, пе­ча­лью о кон­це Пуш­ки­на, я в ми­ну­ту вы­но­са и не за­ме­тил то­го, что во­круг нас про­ис­хо­ди­ло; уже по­сле это при­шло мне в го­ло­ву и жес­то­ко ме­ня оби­де­ло[716].

Ка­кое бла­го­род­ное и вер­ное пись­мо! Вот ес­ли бы с ним Жу­ков­ский вы­шел к рос­сий­ской пуб­ли­ке, а не с «По­след­ни­ми ми­ну­та­ми Пуш­ки­на», вы­пол­нен­ны­ми в вер­но­под­дан­ни­че­ском ду­хе и го­во­рив­ши­ми со­всем о дру­гом - о трогатель­ном един­ст­ве по­эта и вла­сти, о том, как пра­ви­тель­ст­во по­ни­ма­ло и за­бо­ти­лось о Пуш­ки­не. Ку­да как спо­кой­ней бы­ло пи­сать:

Ред­кий из по­се­ти­те­лей, по­мо­лясь пе­ред гро­бом, не по­мо­лил­ся в то же вре­мя за го­су­да­ря, и мож­но ска­зать, что это изъ­яв­ле­ние на­цио­наль­ной пе­ча­ли о по­эте бы­ло са­мым тро­га­тель­ным про­слав­ле­ни­ем его ве­ли­ко­душ­но­го покровите­ля[717]!

От­ве­дя ду­шу в пись­ме к Бен­кен­дор­фу, Жу­ков­ский не ре­шил­ся опуб­ли­ко­вать его. Со­оте­че­ст­вен­ни­кам ос­та­ва­лось до­га­ды­вать­ся, что же на са­мом де­ле про­изош­ло ме­ж­ду ца­рем и по­этом. Друг за­бо­тил­ся о бу­ду­щем де­тей Пуш­ки­на, за­бы­вая о бу­ду­щем стра­ны, в ко­то­рой им пред­стоя­ло жить. Стоит ли удивляться, что дочь поэта – Мария – умрет без средств к существованию в голодной Москве в далеком 1919 году!

При­мер­но за ме­сяц до это­го на­пи­сал свое пись­мо к ве­ли­ко­му кня­зю и Вя­зем­ский. Прав­да, цель это­го по­сла­ния бы­ла не­сколь­ко иной. Ес­ли Жу­ков­ско­го ис­крен­не воз­му­ти­ло ци­нич­ное от­но­ше­ние пра­ви­тель­ст­ва к по­эту, то Вя­зем­ский же­лал од­но­го - лич­но­го оп­рав­да­ния пе­ред вла­стью. Ра­бо­тал он не один: ему по­мо­га­ли же­на и Дол­ли Фи­кель­мон. Пись­мо со­про­во­ж­да­лось до­ка­за­тель­ной ба­зой - це­лой под­бор­кой до­ку­мен­тов – и от то­го име­ло вну­ши­тель­ный вид.

Поделиться:
Популярные книги

Восход. Солнцев. Книга X

Скабер Артемий
10. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восход. Солнцев. Книга X

Мастер 7

Чащин Валерий
7. Мастер
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
попаданцы
технофэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 7

Неудержимый. Книга XIV

Боярский Андрей
14. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XIV

Все не случайно

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
7.10
рейтинг книги
Все не случайно

Гром над Тверью

Машуков Тимур
1. Гром над миром
Фантастика:
боевая фантастика
5.89
рейтинг книги
Гром над Тверью

Идущий в тени 5

Амврелий Марк
5. Идущий в тени
Фантастика:
фэнтези
рпг
5.50
рейтинг книги
Идущий в тени 5

Кровь, золото и помидоры

Распопов Дмитрий Викторович
4. Венецианский купец
Фантастика:
альтернативная история
5.40
рейтинг книги
Кровь, золото и помидоры

Неудержимый. Книга VIII

Боярский Андрей
8. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
6.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга VIII

Чужое наследие

Кораблев Родион
3. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
8.47
рейтинг книги
Чужое наследие

Пистоль и шпага

Дроздов Анатолий Федорович
2. Штуцер и тесак
Фантастика:
альтернативная история
8.28
рейтинг книги
Пистоль и шпага

Мастер 4

Чащин Валерий
4. Мастер
Фантастика:
героическая фантастика
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Мастер 4

Темный Патриарх Светлого Рода 6

Лисицин Евгений
6. Темный Патриарх Светлого Рода
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Патриарх Светлого Рода 6

Лорд Системы 14

Токсик Саша
14. Лорд Системы
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Лорд Системы 14

Падение Твердыни

Распопов Дмитрий Викторович
6. Венецианский купец
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.33
рейтинг книги
Падение Твердыни