Последняя мистификация Пушкина

Лисунов Андрей Петрович

Рас­хва­став­шись, Алек­сан­д­ри­на не за­ме­ча­ет, как не­ожи­дан­но про­го­ва­ри­ва­ет­ся: ко­неч­но же, она хо­ди­ла в дом Гек­кер­нов на­блю­дать за жиз­нью мо­ло­до­же­нов. Ее влек­ло ту­да то же, что и Со­фью Ка­рам­зи­ну - не­спо­кой­ное лю­бо­пытст­во. Эти жен­щи­ны во мно­гом на­по­ми­на­ли друг дру­га - и гру­бо­ва­той внеш­но­стью, и не­ус­туп­чи­вым ха­рак­те­ром, и да­же склон­но­стью чер­пать удо­воль­ст­вие в ум­ст­вен­ном пре­вос­ход­ст­ве над кра­си­вы­ми, но глу­пы­ми, по их мне­нию, современницам.

Ко­гда в об­ще­ст­ве го­во­ри­ли, что се­ст­ры Гон­ча­ро­вы - «блед­ный спи­сок» с На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны, име­ли вви­ду пре­ж­де все­го Алек­сан­д­ри­ну.

У Ека­те­ри­ны бы­ла своя ори­ги­наль­ная, хо­тя и не столь убе­ди­тель­ная, кра­со­та. Внеш­не она боль­ше по­хо­ди­ла на мать, уро­ж­ден­ную За­гряж­скую – яр­кую брю­нет­ку с огром­ны­ми гла­за­ми. А вот Алек­сан­д­ри­не, вме­сте с млад­шей се­ст­рой, по­ходившей на от­ца, ду­ма­ет­ся, при­хо­ди­лось стал­ки­вать­ся с мне­ни­ем, что черты ее лица

хо­тя и на­по­ми­нав­шие пра­виль­ность гон­ча­ров­ско­го скла­да, яв­ля­лись как бы его ка­ри­ка­ту­рою. Ма­то­вая блед­ность ко­жи На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны пе­ре­хо­ди­ла у нее в не­ко­то­рую жел­тиз­ну; чуть при­мет­ная не­пра­виль­ность глаз, при­даю­щих осо­бую пре­лесть вдум­чи­во­му взо­ру млад­шей се­ст­ры, пе­ре­ро­ж­да­лась у нее в не­со­мнен­но ко­сой взгляд, - од­ним сло­вом, лю­ди, ви­дев­шие обе­их сес­тер ря­дом, на­хо­ди­ли, что имен­но это пре­да­тель­ское сход­ст­во слу­жи­ло в яв­ный ущерб Алек­сан­д­ри­не Ни­ко­ла­ев­не.[432]

Обид­ное, хо­тя и спра­вед­ли­вое срав­не­ние! Ду­ма­ет­ся, у же­ны по­эта бы­ла не толь­ко свет­ская со­пер­ни­ца по ли­нии му­жа (Му­си­на-Пуш­ки­на!), но и своя до­маш­няя - под де­вичь­ей фа­ми­ли­ей.

Одинаково сложные от­но­ше­ния скла­ды­ва­лись у Алек­сан­д­ри­ны и Со­фьи с Загряж­ской:

На­до так­же ска­зать те­бе не­сколь­ко слов о Те­туш­ке. В день ва­ше­го отъ­ез­да был обед у Стро­га­но­вых; и вот она к нам за­ез­жа­ет со­вер­шен­но вне се­бя, чуть ли не кри­чит о бес­че­стьи; с боль­шим тру­дом Та­ше уда­лось ее ус­по­ко­ить, она ни­че­го не хо­те­ла слу­шать, го­во­ря, что это не­про­сти­тель­но. Вот ее соб­ст­вен­ные сло­ва: «Как, два маль­чи­ка жи­вут четы­ре дня в го­ро­де, не мо­гут на ми­нут­ку за­бе­жать к тет­ки». Я слы­ша­ла это из сво­ей ком­на­ты, так как ска­жу те­бе ме­ж­ду на­ми, ко­гда я мо­гу ее из­бе­жать, я это де­лаю так час­то, как толь­ко воз­мож­но. Ко­нец раз­го­во­ра я уже не пом­ню, все что мне из­вест­но это то, что вам здо­ро­во дос­та­лось. С то­го дня я не слы­ша­ла, что­бы она о вас упо­ми­на­ла[433].

Как бы не­вз­на­чай Алек­сан­д­ри­на на­страи­ва­ла брать­ев про­тив те­туш­ки, ко­то­рая, ме­ж­ду про­чим, ста­ра­лась за­щи­тить честь се­мьи и поль­зо­ва­лась при этом ува­же­ни­ем Пуш­ки­на. За­гряж­ская зна­ла, от­ку­да ду­ет ве­тер, и не по­зво­ля­ла бой­ким языч­кам рас­пус­кать­ся без ме­ры.

Даль­ше в пись­ме бы­ли про­пу­ще­ны внут­рен­ние стра­ни­цы сло­жен­но­го по­по­лам поч­то­во­го ли­ст­ка – ве­ро­ят­но, ска­за­лось эмо­цио­наль­ное на­пря­же­ние, в ко­то­ром на­хо­ди­лась Алек­сан­д­ри­на. Тут она не­ос­то­рож­но по­шу­ти­ла: «Не чи­тай этих двух стра­ниц, я их не­ча­ян­но про­пус­ти­ла и там мо­жет быть скры­ты тай­ны, ко­то­рые долж­ны ос­тать­ся под бе­лой бу­ма­гой», чем силь­но оза­да­чи­ла ис­сле­до­ва­те­лей, ко­то­рые и впрямь ре­ши­ли, что Алек­сан­д­ри­на зна­ла ка­кие-то ду­эль­ные тай­ны и мог­ла их вы­дать. Ме­ж­ду тем она про­дол­жи­ла на обо­рот­ной сторо­не лис­та:

Вот те­бе сплет­ни, впро­чем, сто­ит толь­ко мне за­го­во­рить о мо­ей доб­рой Те­туш­ке, как все идет как по мас­лу.

И тут ее про­рва­ло:

Что же ка­са­ет­ся ос­таль­но­го, то что мне ска­зать? То, что про­ис­хо­дит в этом под­лом ми­ре,

му­чит ме­ня и на­во­дит ужас­ную тос­ку. Я бы­ла бы так сча­ст­ли­ва прие­хать от­дох­нуть на не­сколь­ко ме­ся­цев в наш ти­хий дом в За­во­де. Те­перь у ме­ня боль­ше опы­та, ум бо­лее спо­кой­ный и рас­су­ди­тель­ный, и я по­ла­гаю луч­ше со­вер­шить не­сколь­ко без­рас­суд­ных по­ступ­ков в юно­сти, что­бы из­бе­жать их позд­нее, то­гда с ни­ми по­кон­чишь, по­лу­чив урок, ино­гда не­сколь­ко су­ро­вый, но это к луч­ше­му[434].

Од­ни ис­сле­до­ва­те­ли счи­та­ют, что та­ким об­ра­зом Алек­сан­д­ри­на вы­ра­зи­ла от­но­ше­ние к «на­гло­му по­ве­де­нию Дан­те­са»[435], дру­гие - что речь шла о ее соб­ст­вен­ном до­пе­тер­бург­ском ро­ма­не с По­ли­ва­но­вым[436]. Вме­сте с тем, оче­вид­но, что Алек­сан­д­ри­на, об­ра­ща­лась к треть­ему ли­цу, ес­те­ст­вен­но, имея вви­ду свой не­удач­ный опыт: «я по­ла­гаю луч­ше со­вер­шить не­сколь­ко без­рас­суд­ных по­ступ­ков в юно­сти, что­бы из­бе­жать их позд­нее», то есть во взрос­лой жиз­ни. Этим ли­цом не мог быть ни Дан­тес, ни Ека­те­ри­на. Один че­ло­век в се­мье Пуш­ки­ных ли­шил­ся юно­сти, по­пав из под­ро­ст­ка пря­мо в же­ны - На­та­лья Николаев­на. Ду­ма­ет­ся, в ее ого­род Алек­сан­д­ри­на бро­са­ла ка­мень. По­ряд­ком раз­ря­див­шись, она про­дол­жи­ла пи­сать то, с че­го соб­ст­вен­но и на­чал­ся ее срыв - с мыс­ли о се­ст­ре: «Та­ша про­сит пе­ре­дать те­бе, что твое по­ру­че­ние она исполни­ла...».

За­кан­чи­ва­ла она пись­мо то­же весь­ма лю­бо­пыт­но:

Итак, про­щай до­ро­гой и до­б­рый бра­тец, я уже не знаю о чем боль­ше пи­сать и по­это­му кон­чаю до сле­дую­ще­го раза, ко­гда со­бе­ру по­боль­ше спле­тен. ...Ска­жи Ва­не, что я ему на­пи­шу зав­тра, или по­сле­зав­тра, мне на­до не­мно­го при­вес­ти в по­ря­док свои мыс­ли[437].

По­след­няя фра­за не бы­ла де­жур­ной от­пис­кой. Алек­сан­д­ри­на, дей­ст­ви­тель­но, ус­та­ла от не­оп­ре­де­лен­но­сти. Ес­ли Со­фью Ка­рам­зи­ну му­чи­ло од­но лю­бо­пыт­ст­во, то своя­че­ни­цу по­эта в бу­к­валь­ном смыс­ле раз­ди­ра­ли про­ти­во­ре­чия. Она про­дол­жа­ла ос­та­вать­ся на сто­ро­не Пуш­ки­на, но он был не­раз­де­лим с Та­шей, и это об­стоя­тель­ст­во воз­бу­ж­да­ло в ней рев­ни­вое чув­ст­во, удов­ле­тво­ре­ние ко­то­ро­му она на­хо­ди­ла в бра­ке стар­шей се­ст­ры.

Ис­то­рия от­но­ше­ний Алек­сан­д­ри­ны и Пуш­ки­на мож­но от­не­сти к раз­ря­ду тех ис­то­рий, ко­то­рые не сле­до­ва­ло бы рас­смат­ри­вать, и не по­то­му, что они спо­соб­ны раз­оча­ро­вы­вать. Они ни­ка­кие. Ис­то­рии-па­ра­зи­ты. Они со­про­во­ж­да­ют че­ло­ве­ка всю жизнь, су­ще­ст­вен­но на нее не вли­яя. Зна­чи­мы­ми их де­ла­ет вни­ма­ние по­сто­рон­них. До это­го они со­хра­ня­ют­ся в тай­не и, ес­ли и вы­зы­ва­ют не­лов­кость и сму­ще­ние, то все же по не­глас­но­му со­гла­ше­нию в се­мье и об­ще­ст­ве не на­би­ра­ют си­лы.

Так ли важ­но знать - на­хо­ди­лись ли Пуш­кин и Алек­сан­д­ри­на в близ­ких от­но­ше­ни­ях! В оп­ре­де­лен­ном смыс­ле, они ведь итак «жи­ли под од­ной кры­шей». В фев­ра­ле 1836 го­да А.Вульф пи­са­ла Е.Врев­ской, что се­ст­ра Пуш­ки­на говорит, буд­то по­эт

очень уха­жи­ва­ет за сво­ей своя­чен­ни­цей Алекс»[438].

Слух о том, что Пуш­кин жи­вет с Алек­сан­д­ри­ной мог и дол­жен был поя­вить­ся го­раз­до рань­ше слу­ха о до­мо­га­тель­ст­вах Дан­те­са, ес­ли бы толь­ко об­ще­ст­во ви­де­ло в по­ве­де­нии по­эта что-то пре­до­су­ди­тель­ное. И Гек­кер­ны не ста­ли бы до­жи­дать­ся по­яв­ле­ния ано­ним­ных пи­сем, сва­тать­ся к Ека­те­ри­не, имея в ар­се­на­ле пре­крас­ную воз­мож­ность очер­нить имя по­эта.