Последняя ночь на Извилистой реке
Шрифт:
— А кого вы ищете? — спросил толстяк, продолжая глазеть на Кармеллу.
— Мистера Кетчума, — ответила Кармелла.
— А-а. Кетчум упорно продолжает называть это дорогой на Лост-Нейшн, — поморщился продавец, словно в самом названии было что-то глубоко неправильное. — Кстати, Кетчум вас ждет?
— В общем, да. Но не раньше завтрашнего утра, — ответил Дэнни.
— Я бы не поехал к Кетчуму, если бы он меня не ждал, — вдруг сказал продавец. — На вашем месте, конечно.
— Еще раз спасибо за объяснение.
Дэнни взял Кармеллу за руку и повел к выходу. Продавец крикнул им вслед:
— Только индеец будет упрямо называть это место дорогой на Лост-Нейшн.
— Доказательство чего? — обернулся Дэнни. — Кетчум — не индеец.
— Ха-ха! — презрительно скривил губы продавец. — Он — полукровка, а все полукровки — индейцы.
Дэнни ощущал тяжесть поднимавшегося внутри Кармеллы гнева, как и тяжесть ее тела, поскольку она буквально повисла у него на руке. Ему все-таки удалось довести рассерженную старуху до двери, как продавец снова крикнул им вслед:
— Этот парень Кетчум — сам из исчезнувшего народа! [221]
Потом, спохватившись, что сболтнул лишнее, продавец испуганно добавил:
— Только не передавайте ему моих слов.
— Насколько я понимаю, Кетчум периодически приезжает к вам за покупками? — спросил Дэнни, искренне наслаждаясь страхом, охватившим толстяка.
— У него такие же деньги, как у всех, — угрюмо пробубнил продавец.
— Я обязательно передам ему ваши слова, — пообещал Дэнни, выводя Кармеллу из магазина.
221
Название места — Lost Nation — переводится как «исчезнувший народ».
Когда они вновь оказались в машине, Кармелла спросила:
— Так мистер Кетчум — индеец?
— Не знаю. Может, частично. Я никогда его об этом не спрашивал.
— Боже мой, — вздохнула Кармелла. — Никогда не видела бородатого индейца. Даже в кино.
Они выехали из города по шоссе 26. Миновали чистенький палаточный лагерь с незатейливым названием «Кров и пища», проехали мимо трейлер-парка, названного, видимо, в традициях местных реалий «Опилочной аллеей». Попался щит с рекламой «Умбагога» — ассоциации снегоходов (транспорта, весьма актуального для здешних краев). Миновав поворот на Эйкерс-Понд, Дэнни не свернул с шоссе, а просто заметил место нужного им поворота. Как бы ни называлось место обитания Кетчума, утром его будет легче найти.
Почти стемнело. Возле дороги тянулось поле с высокой оградой. Естественно, Кармелла вслух прочла надпись:
— «Просим не пугать бизонов». Боже мой, но кому придет в голову пугать бизонов? — недовольным тоном воскликнула она.
Однако бизонов они не увидели, только пустое поле за оградой.
Отель (на рекламных щитах он горделиво именовался гранд-отелем) в Диксвилл-Нотч назывался «Балзэмс» [222] . В холодное время года сюда съезжались любители горных лыж, а в теплое — любители пеших прогулок и гольфа. В межсезонье, да еще и после уик-энда, отель был пуст. В ресторане они оказались единственными посетителями. Дэнни заказал обед. Кармелла глубоко вздохнула (вероятно, радуясь, что на сегодня путешествие окончено). Она попросила бокал красного вина. Себе Дэнни взял пива. Пить вино он перестал после гибели отца, хотя Кетчум всячески ругал его за это.
222
Реально существующий отель, располагающий хорошо оборудованными лыжными трассами и площадками для гольфа.
— Какой смысл отказываться от красного вина теперь? — кричал в трубку Кетчум. — Ты же без него не уснешь!
— Мне уже все равно, усну я или нет, — ответил старому сплавщику Дэнни.
Сидя за столом, Кармелла повздыхала, несколько раз произнесла «боже мой» и выразительно засопела.
— Вряд ли тебя удивит, что я прочла все твои романы, — начала она.
— Неужели? — наигранно-невинным тоном спросил Дэнни, делая вид, будто не понимает, в каком русле потечет дальнейший разговор.
— А как же иначе? — воскликнула Кармелла.
«Интересно, если она так счастлива в жизни, за что она сердится на меня?» — подумал Дэнни.
— Секондо, твой отец очень гордился тобой. И тем, что ты стал знаменитым писателем, и вообще.
Теперь уже Дэнни вздохнул и, задержав дыхание, спросил:
— А ты?
Правда, на этот раз его вопрос не звучал столь простодушно.
— Знаешь, эти твои истории и некоторые герои в них… как бы тебе сказать… они неприятны, — начала свою тираду Кармелла, однако что-то во взгляде Дэнни заставило ее умолкнуть.
— Понимаю, — только и сказал Дэнни.
Кармелла вдруг показалась ему очередной журналисткой, пробежавшей «по диагонали» его романы и теперь явившейся брать интервью. Трудно сказать, передалось ли это ощущение Кармелле. Но она вдруг почувствовала: все ее критические суждения не стоят того, чтобы высказывать их ее дорогому Секондо, ее второму сыну. Разве он не хватил в жизни столько же горя, сколько она?
— Секондо, ты лучше расскажи, о чем пишешь сейчас, — вдруг попросила Кармелла, тепло улыбнувшись писателю. — Ты ведь давно не выпускал новых книжек. Какой роман пишешь? Мне просто не терпится узнать, о чем он.
Уставшая Кармелла отправилась к себе в номер спать. Дэнни перешел в гостиничный бар. Там сидели несколько любителей футбола и смотрели какой-то вечерний репортаж. Дэнни не был настроен смотреть матч ни в баре, ни у себя в номере. Он не стал задергивать шторы, уверенный, что при его чутком сне утренний свет его быстро разбудит. Дэнни немного беспокоило, сумеет ли Кармелла встать так рано. Правда, даже если они и запоздают, Кетчум их все равно дождется.
Он лежал, не выключая ночника. Рядом с лампой на столике стояла банка с прахом отца. Последняя ночь, когда пепел еще можно увидеть и потрогать. Завтра ветер разнесет его над Извилистой. Дэнни смотрел на банку, как будто отцовский пепел мог говорить или каким-нибудь иным способом поведать о последнем желании отца.
— Ну что, пап, мы совсем близки к исполнению твоего желания, — сказал Дэнни. — Надеюсь, ты не передумал.
Банка, в которую насыпали пепел Доминика Бачагалупо, была из-под приправы для бифштексов по-нью-йоркски, выпускаемой компанией «Эймос». Приправа, как значилось на этикетке, состояла из морской соли, перца, трав и специй. Должно быть, отец купил ее на своем любимом мясном рынке, о чем свидетельствовала дополнительная наклейка на этикетке.
Когда отца не стало, банка была почти полной. Дэнни высыпал содержимое, наполнил ее отцовским прахом, а сверху, поскольку там оставалось место, насыпал тонкий слой приправы. Он сделал это на случай, если таможенная служба вдруг попросит его открыть банку. Пусть открывают — внутри по-прежнему пахло так, как и должно пахнуть. (Возможно, от перца таможенник даже чихнул бы!)