Последняя ночь
Шрифт:
– Возможно, – допустил Роб, – остается только объяснить, почему он выживает тебя с Гавайев. Есть какие-нибудь предположения?
Дана развела руки в стороны.
– Не имею ни малейшего представления.
– Мне пришла в голову одна мысль. Где, ты сказала, это все произошло – в Техасе?
Дана ни словом не обмолвилась о том, где произошла трагедия, и Роб это знал, просто ему нестерпимо захотелось, чтобы Дана была с ним до конца откровенной. Он уже давно не испытывал такого всепоглощающего и трепетного чувства к женщине. Ему хотелось, чтобы она полностью доверилась ему и, найдя в нем утешителя и защитника, забыла о своем прошлом. Вчера ночью он этого добился.
После
– Это было в Миссури, в богом забытом поселке, где едва наберется десяток домов. Он стоит почти на границе с Арканзасом, там, где дорога поворачивает на Гомпер. Гомпер-Бенд – вот как называется это проклятое место.
Роб улыбнулся, не обращая внимание на режущую боль в разбитой губе. Он, как ребенок, радовался, что Дана не стала отмалчиваться. После развода с Элен он редко радовался. Он страдал от одиночества, но не боялся серьезно увлечься какой-нибудь женщиной. Сейчас он чувствовал, что Дана все больше входит в его жизнь, но страх, въевшийся в его душу за это время, не приходил, и это было счастье.
– Дана, я без ума от тебя. Наверное, ты заметила? Я сделаю все, чтобы помочь тебе выпутаться из этой неприятной истории. Знаешь, может, стоит даже съездить в Миссури. На месте виднее, что к чему. Хотя времени-то прошло немало. Но я должен знать всю правду о том, что случилось.
На этот раз Дана не колебалась ни секунды.
– Хэнк был ужасен. Бездельник, подлец и пьяница. Иногда, впрочем, он охотился, видимо, чтобы не сдохнуть с голоду. Все остальное время он пил бог весть на какие деньги то пойло, которое в тех краях под видом виски продавали в придорожном баре. Когда мы бежали из приюта, мы задержались в этом поселке, будь он проклят, надеясь заработать. Ванесса устроилась в бар, а для меня подходящей работы не нашлось. Однажды Хэнк предложил мне разделать кролика, которого он добыл на охоте. Пообещал пять долларов. Естественно, я согласилась. – Голос Даны зазвенел, хотя внешне она осталась абсолютно спокойной. – Мы зашли в его сарай, а потом… потом…
Роб привлек ее к себе и нежно поцеловал в голову. В этот момент он досадовал, что Хэнк мертв и он не может свести с ним счеты.
Дана немного отодвинулась от Роба и сказала:
– Ванесса, проходя мимо, услышала мой плач. Сколько времени я провела в сарае, не помню. Мне показалось, очень долго. Окликая меня, Ванесса вошла внутрь, и в этот момент Хэнк навалился на нее.
Голос Даны дрогнул, но, проглотив ком в горле, она продолжила:
– Я, словно побитая собака, отползла от них подальше и забилась в темный угол. У меня не было сил шевелиться. Я могла только глотать слезы и с ужасом смотреть на все это.
Роб вновь притянул ее к своей груди, но Дана решительно высвободилась из его объятий. Он абсолютно не удивился, поскольку уже довольно хорошо изучил ее. Дана не любила показывать свою слабость. А сейчас она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– Эта жуткая сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. Я ненавижу себя за свою трусость! – выкрикнула она с яростью. – Этот подонок насиловал мою сестру, а я, сидя в углу, дрожала как осиновый лист и жалобно скулила. Господи, зачем я все это говорю! Ведь ничего, ничего уже нельзя исправить.
Ему вдруг на секунду показалось, что благоразумная Дана Гамильтон сейчас кинется на пол и начнет колотить по нему руками и ногами, такое отчаяние было написано на ее лице. Да, было время, и он выглядел не лучше. Что ж, нет худа без добра, по крайней мере, теперь ему легче понять ее.
– Не стоит винить себя. Страх и не таких делал бессильными.
– Наверное. Но я все равно не могу простить себе. Если бы я вскочила на ноги и бросилась ей на помощь…
– Скорее всего он отшвырнул бы тебя обратно в угол, как мышонка. Я знаю это ощущение бессилия. Потом долго ворошишь все это. А если бы я то, а если бы я это. В этом заключено большое зло. Знаешь какое?
Дана удивленно уставилась на него. Такого странного разговора она явно не ожидала.
Он замолчал и обнял ее. Легко давать советы другим, подумал он, а сам-то ты простил себя?
– Какое? – все же спросила она.
– Видишь ли, пока ты оплакиваешь свои прошлые грехи и мучаешься тем, что ты не сделала, жизнь идет своим чередом. Потом ты спохватываешься и жалеешь о потерянном времени. А потом уже некому ни жалеть, ни плакать, ни считать тебя виноватым. Жизнь кончилась. Грустно, не правда ли? Я прошел через это, когда уволился. Считал себя трусом, потом неудачником и так далее. Какая же несправедливость! Прошло время, прежде чем я смог признаться самому себе в том, что ошибся. Мне нельзя было опускать руки и пассивно наблюдать за тем, как меня втаптывают в грязь. Я сказал самому себе правду и покончил с прошлым.
– Значит, ты хочешь знать правду… всю правду? – сказала она тихо. – Хорошо! Она проста и противна. Хэнк изнасиловал Ванессу, но не оставил ее в покое и через какое-то время вновь полез к ней. В этот момент я пришла в себя, схватила здоровенный разделочный нож, который лежал на столе… – Дана сделала паузу и посмотрела Робу в глаза. – Я убила его.
23
Дана, лежа в кровати, смотрела в окно. На фоне полной луны чернели пальмовые листья. Слабый ветер с моря покачивал раздвинутые шторы. По комнате плыл тонкий аромат цветов и сладкий, пряный запах прелой земли. Обычно в такие вечера Дану охватывало романтическое настроение. Она усаживалась в кресло на террасе и предавалась мечтам, любуясь таинственным очарованием ночи, сказочно преображающей залив и старый вулкан. Однако сегодня вид бухты, залитой лунным светом, не радовал ее.
Весь день она скучала по Робу. После того как она рассказала ему все, он решил немедленно отправиться в Гомпер-Бенд и заняться поисками Слейда Картера. Только он мог знать о том, что произошло двадцать лет назад. Перед отъездом Роб еще раз попросил Дану не винить себя в случившемся.
«Роулинз получил по заслугам, а ты была в безвыходном положении».
В тот момент Дана не сомневалась в справедливости этих слов, но стоило ей остаться одной, как ее вновь охватили мучительные раздумья. Как-никак, а она совершила преступление. Имеет ли она право занимать судейское кресло?
Дана не могла сомкнуть глаз. Пусть это была защита, но она все равно убийца. А раз так, она не имеет морального права выносить приговоры другим.
Воспоминания обрушились на нее с такой силой, что грозили вызвать нервный срыв. Она попыталась Думать о чем-нибудь другом, но с таким же успехом она могла бы попробовать воскресить Хэнка из мертвых.
Как и в ту страшную ночь, Дану сковал ужас, леденящий сердце и парализующий волю. Она сжалась в комочек и словно воочию увидела Хэнка, насилующего ее сестру в грязном, темном сарае. «Зачем я ревела, зачем звала на помощь? – упрекала она себя. – Ведь этот подонок уже был пьян и с упорством одержимого продолжал надираться виски, закрыв сарай на засов. Надо было молчать и ждать, пока он в беспамятстве не рухнет на пол. Ванесса пострадала из-за меня!»