Последняя песня
Шрифт:
Стив улыбнулся и хлопнул Джону по плечу:
— Заметано!
Они дружно направились на кухню.
— Знаешь, гостиная стала намного меньше, — заметил Джона.
— Знаю.
— И стена кривая.
— Знаю.
— И отличается от других стен.
— И что ты хочешь сказать?
— Просто хотел убедиться, что ты не сходишь с ума, — серьезно ответил Джона.
Погода для запуска змеев была идеальной. Стив сидел на дюне, в двух домах от своего, наблюдая, как порхает в небе змей. Джона, как обычно полный энергии, бегал по берегу. Стив с гордостью
Они были неплохими людьми. Он это знал. Они в жизни пальцем его не тронули, хорошо кормили, никогда не скандалили в его присутствии. Раз или два в год его водили к педиатру и дантисту, дома всегда было полно еды, на зиму у него имелась теплая одежда. Была и мелочь в кармане, которая выдавалась на молоко в школе. Но отец был человеком замкнутым, а мать мало чем от него отличалась, и, видимо, в этом крылась причина их прочного брака. Мать была румынкой. Отец встретил ее, когда их дивизия находилась в Германии. Когда они поженились, она почти не говорила по-английски. И всю жизнь оставалась верна идеалам культуры, в которой была воспитана. Готовила, убирала, стирала и неполную смену работала швеей. К концу жизни она научилась довольно сносно говорить по-английски. Достаточно, чтобы общаться в банке и бакалее, но и тогда акцент был достаточно заметен, и иногда окружающие с трудом ее понимали.
Она также была благочестивой католичкой, что в те времена в Уилмингтоне казалось весьма странным. Ходила к мессе каждый день, а вечерами молилась, перебирая четки. И хотя Стиву нравились торжественные воскресные мессы, священник всегда казался ему человеком холодным и надменным, более заботившимся о церковных правилах, чем о нуждах паствы. Не раз Стив гадал, как пошла бы его жизнь, если бы в восемь лет он не услышал музыку, доносившуюся из первой баптистской церкви.
За сорок лет подробности почти стерлись из памяти. Вроде бы однажды он шел мимо и услышал, как пастор Харрис играет на пианино. Должно быть, он приветил мальчика, потому что тот вернулся и пастор стал его первым учителем музыки. Со временем он стал ходить на уроки закона Божия. Во многих отношениях церковь стала его вторым домом, а пастор Харрис — вторым отцом.
Он помнил, что мать была не очень рада этому. Расстраиваясь, она бормотала что-то по-румынски, и много лет он слышал эти тирады, когда собирался в церковь. Она всегда крестила его и заставляла носить нарамник в церковь. По ее мнению, иметь учителя-баптиста было все равно что играть в чехарду с дьяволом.
Но она ни разу не попыталась помешать ему, и этого было достаточно. Не важно, что она никогда не встречалась с его учителями, никогда не учила сына читать, что никто никогда не приглашал его семью на вечеринки или барбекю. Главное, она позволила ему не только найти призвание, но и заниматься любимым делом, хоть и не верила, что это дело богоугодное. И каким-то образом уговорила отца, не признававшего подобных занятий, не вмешиваться. И за это он будет всегда ее любить.
Джона
— Джона, сюда. Я хочу кое-что тебе показать.
Джона припустил к нему.
— Что там? Стив подошел к месту, где дюна сливалась с берегом. В нескольких дюймах под поверхностью, в норке, находилось несколько яиц.
— Это что? — спросил Джона.
— Гнездо морской черепахи. Но не подходи слишком близко и не прикасайся. Не стоит ее тревожить.
Все еще не выпуская змея, Джона наклонился ниже.
—Что такое морская черепаха? — пропыхтел он.
Стив взял обломок плавника и очертил гнездо.
— Вот она. Та, которая занесена в Красную книгу. По ночам они выходят на берег и кладут яйца.
— За нашим домом?
— Это только одно из мест. Но главное, что ты должен знать: черепахи — исчезающий вид. Знаешь, что это означает?
— Что они умирают, — кивнул Джона. — Я смотрю «Энимал пленет».
Стив дорисовал круг и отбросил плавник. Встав, он ощутил вспышку боли, но постарался не обращать на нее внимания.
— Не совсем. Это означает, что, если мы им не поможем и не будем их беречь, они перестанут существовать.
— Как динозавры?
Стив хотел было ответить, но услышал, что на кухне звонит телефон. Вспомнив, что оставил заднюю дверь открытой, он побежал, пока не добрался до крыльца.
Тяжело дыша, он поднял трубку и услышал голос дочери:
— Па!
— Ронни?
— Нужно, чтобы ты за мной заехал. Я в полицейском участке.
Стив нервно потер переносицу:
— Сейчас. Я сейчас буду.
Полицейский Пит Джонсон рассказал обо всем, что случилось, но Стив знал, что Ронни не готова об этом говорить. Джоне, похоже, было все равно.
— Ма на стенку полезет, — спокойно заметил он. Стив увидел, как Ронни сжала челюсти.
— Я не делала этого, — процедила она.
— Кто же тогда?
— Не хочу об этом говорить, — обронила она, прислонившись к дверце машины.
— Маме это не понравится.
— Я ничего не делала, — повторила Ронни, повернувшись к Джоне. — И не смей ей докладывать об этом.
Она дала понять, что не шутит, прежде чем обратиться к отцу.
— Я не делала этого, па, — повторила она. — Клянусь Богом. Ты должен мне поверить.
Он расслышал отчаяние в ее голосе, но не мог не вспомнить, с какой тоской рассказывала Ким историю дочери. Он подумал о том, как Ронни вела себя, и вспомнил, с кем водилась все это время.
Вздохнув, Стив ощутил, как вытекают из него жалкие остатки энергии.