Последняя репродукция
Шрифт:
– Вот что! Рука подброшена с одной-единственной целью: дать мне возможность персонифицировать убийцу! То есть прямо указать на Виктора. Убийце это совершенно не нужно. Значит… Значит, ОТРЕЗАННУЮ РУКУ МНЕ ПОДБРОСИЛ НЕ УБИЙЦА. Тогда – кто?
Федор заметил, что пугает редких прохожих, потому что разговаривает вслух. Он в изнеможении опустился на детские качели и прислонился головой к поручню. Ничуть не легче после разговора с профессором. Во сто крат тяжелее. Этот подлец Лобник прав в одном: надо во что бы то ни стало найти этого двойника. Только так можно положить конец кошмару и кое-как
Лосев поднялся в квартиру и обнаружил, что Елена уже дома. Она молча готовила ужин и даже не подняла голову, когда он вошел. «Ну и пусть дуется, – решил Федор. – У меня не меньше причин для обид…»
Он кинулся в кресло, пытаясь ухватить покрепче пойманную было мысль. Нетерпеливо и путано Лосев прокручивал в голове все события прошедших дней, кажущиеся теперь единым одноцветным водоворотом. Он старался припомнить все мелочи и детали, которые когда-нибудь казались ему странными и необычными. Он раз за разом возвращался в памяти к фотографии, к Склянску, к Николаевску. Потом почему-то вспомнил Юрика и театральную мастерскую. «Он там опять один вкалывает, – удрученно подумал Лосев и резюмировал уважительно: – Хороший парень. И верный товарищ».
Зазвонил телефон, и Елена почему-то торопливо бросилась отвечать.
– Алло… – Она несколько секунд ошарашенно смотрела на Федора, а потом медленно протянула ему трубку: – Тебя.
Звонила Васса Федоровна. Она сухо поинтересовалась, как дела в фотостудии. Лосев почувствовал неловкость.
– Понимаете… Я еще не приступил к работе. Все время отвлекали заботы и проблемы. Конечно, вы мне оказали огромную услугу. Конечно… Я помню… Я все помню… Я сразу же вам позвоню. Извините меня…
Он положил трубку, вздохнул и встретился глазами с Еленой. Что-то страшное было в ее взгляде.
– Федор, кто это звонил?
– Васса Федоровна. Мать Виктора. Она интересовалась делами в студии. А что? Что-то не так? Что опять случилось?
Действительно – случилось. Елена узнала бы этот голос среди десятков других. «ЭТО – ВАМ. К ВОСЕМНАДЦАТОМУ ИЮЛЯ…» – прозвучало у нее в ушах. А перед глазами ломался в кровавой агонии букет алых роз. На асфальте. Перед синей машиной.
– Этот голос… – пробормотала она. – Я слышала его… Я видела эту женщину. Она – его мать?
Лосев с удивлением смотрел на Елену, и пучок огненных мыслей рассыпался в его голове. Запестрели, сменяя друг друга, картинки и лица, завертелись диалоги. Он стал припоминать до мельчайших подробностей жесты и движения Вассы Федоровны, ее манеру говорить, ее взгляд – меняющийся, но все время холодный. Он заглядывал мысленно за шторы и под двери, шарил руками по коврикам… Стоп! Коврик перед входной дверью! Как же он мог не придать этому значения?! Как мог не спросить себя, что это?!
Лосев явственно вернулся в тот день, когда пришел к матери Виктора и получил нежданно ключи от студии из ее рук. Вспомнил неловкость, которую испытывал в разговоре женщиной, похоронившей сына. И вспомнил то, чему ни на секунду не придал значения. Ну, может быть, лишь на мгновение удивился, а потом забыл. МУЖСКИЕ ТУФЛИ НА ПОРОГЕ! Туфли человека, который выходит на улицу или только
Федор вскочил на ноги и, еще не соображая, что делает, бросился из квартиры. Он не бежал – он летел опрометью. Он отсчитывал квартал за кварталом, соображая, какие цифры будет набирать на замке домофона. Он рвался к дому Виктора, еще не зная, что будет делать и говорить. Он твердил на ходу, содрогаясь от своей догадки и опережая собственное дыхание:
– Бедная женщина! Она таит от людей человека, даже не подозревая, что он ей не сын! ОНА ПРЯЧЕТ У СЕБЯ УБИЙЦУ СЫНА! А смерть Виктора ей предстоит пережить дважды… Бедная женщина!
Дверь открыла Васса Федоровна. Она оставила узкий проем, который полностью загородила своей фигурой. Мать Виктора пристально посмотрела на Федора и спросила холодно:
– Чего тебе?
Лосев сделал движение, демонстрирующее, что он не собирается оставаться на площадке перед дверью, и сказал громко:
– Васса Федоровна, нам надо поговорить.
– Не сейчас, – бросила она и сделала попытку закрыть дверь, отрезая Федору путь не только в квартиру, но и к продолжению разговора. Лосев бросился телом на дверной проем, как на амбразуру.
– Я… я хотел рассказать вам про студию…
Васса Федоровна зло передернулась:
– Я же сказала тебе: не сейчас!
Лосев не унимался. Он, полностью забыв о приличиях, просунул полноги в оставшийся створ и уперся обеими руками в косяк двери.
– Я принес вам фотографии Виктора, как вы просили.
Васса Федоровна секунду помедлила и протянула руку:
– Давай.
Лосев воспользовался этим движением и быстро втиснулся всем телом между дверью и женщиной.
– Ты с ума сошел! Что ты себе позволяешь?!
Федор уже очутился в прихожей и, тяжело дыша от волнения и упираясь, чтобы его не вытолкнули обратно, шарил глазами по полу в надежде вновь обнаружить запыленные туфли. Никакой мужской обуви в прихожей не было.
– Выйди вон!
Федор видел прямо перед собой горящие бешенством глаза. «Такие же, как у Виктора», – мелькнуло у него в голове. Он увернулся в очередной раз от руки, с силой пихающей его в живот, и выкрикнул в полном отчаянии, словно проваливаясь в бездну:
– Васса Федоровна! Человек, которого вы прячете у себя дома, НЕ ВАШ СЫН!
– Что?! – Женщина на мгновение остановилась, не выпуская из кулака лосевскую рубашку. – Ты что, бредишь?
– Ничего я не брежу! А вот вы все больны! Все до единого! У вас в доме – убийца вашего сына, вашего Виктора! Он не человек, а слепок с человека, жалкая фотокопия настоящего Виктора Камолова. Он уже натворил неописуемых бед и собирается натворить еще столько же! Да пустите меня!
Федор резко вывернулся и отскочил в глубь квартиры. Васса Федоровна ахнула, отпустила дверь и грузно опустилась на банкетку. В это мгновение с шумом распахнулась дверь маленькой комнаты, к которой Федор стоял спиной, и он услышал спокойный, но глухой голос своего друга: