Последняя субтеррина
Шрифт:
Рууд попытался пошевелить правой рукой, но вскрикнул от острой боли. Вернее ему показалось, что вскрикнул. Звука собственного голоса он не услышал. По его щекам градом покатились слезы. То ли от боли, то ли от того, что мальчик вспомнил о том, что произошло несколько секунд назад.
Рууд согнул и разогнул пальцы левой руки. Вроде бы ничего. Осторожно ощупав себя с ног до головы, он понял, что зацепило только правое плечо. Болело оно не сильно, а вот голова раскалывалась на тысячу мелких частей. Рууд приподнялся и прислонился затылком к холодному металлу ворот.
— Вим, — попытался крикнуть он, но снова ничего
— Вим.
Тишина.
Где-то чуть правее от того места, где по расчетам мальчика должен был находиться его напарник, плясали маленькие огненные язычки. Они жадно лизали ошметки разорванных осколками кабелей, но их света, как и света зажженной Рудом свечки хватало лишь на то, чтобы выхватить из темноты небольшой кусок стены и пола.
Мальчик подался вперед, но накатившая волна тошноты вывернула его наизнанку. Фляка выскользнула из ослабевших рук и покатилась по полу. Тут же над головой, как и в первый раз засверкало. Вот только грохота почему-то не было слышно.
Глядя на брызги искр, рассыпающиеся впереди, Рууд вжался спиной в стену.
Похоже, тот, кто стрелял по ним из-за своего укрытия с той стороны ворот, реагировал на любое, даже самое незначительное шевеление.
Мальчик вытер губы и закрыл глаза. Стало немного полегче.
Сложно сказать, сколько он так сидел. Возможно даже на какое-то время отключился. Попробовал пошевелить затекшими ногами.
Тишина и не сверкает ничего. Осторожно нащупал в темноте рюкзак и вытащил из него котелок. Бросил вперед. Котелок скрылся в молочной темноте, не издав ни звука. Будто в трех метрах перед Руудом был мягкий мох, а не металлический пол. Зато над головой снова засверкало.
Рууд повторил свой опыт с котелком. Теперь в ту сторону отправилась и беззвучно исчезла в темноте подаренная Вимом алюминиевая ложка. И снова всполохи беззвучных выстрелов над головой и искры высекаемые пулями из металлического пола и стоек галереи впереди.
Так продолжалось до тех пор, пока не иссякло содержимое его рюкзака. Все это было бы забавно, если не было так страшно.
Подумав немного, Рууд принялся выщелкивать патроны из обоймы винтовки, но ни после последнего патрона, ни после последовавших за патронами обоймы и самой винтовки, сверкать над головой не перестало. Далее в темноту полетел разгрузочный жилет, лишившийся перед этим своего содержимого, ремень, нож и ножны, и, наконец, правый ботинок.
Вот на ботинок стрелявшие не среагировали. Рууд выждал еще какое-то время и сняв второй ботинок отправил его на свидание с первым.
Тишина и темнота.
Хитрят.
А кидать-то больше и нечего. Не оставаться же в исподнем.
Рууд осторожно пополз в ту сторону, где последний раз видел своего напарника. Вспышек больше не было.
Кончились патроны? А что, и правда, когда-то они должны были кончиться. Только что за тупые враги укрылись там, на верху, что палят по всему, что шевелиться в темноте?
Неожиданно его ладонь опустилась во что-то липкое. Достав из кармана свечку и кресало, Рууд лишь с третьей попытки зажег фитиль. Рядом лежало что-то бесформенное, похожее на кучу тряпья, и только по блеску серых глаз, которые, глядя на врагов отливали сталью, а глядя на него, Рууда, наполнялись внутренней теплотой, мальчик узнал своего напарника. Только теперь эти глаза были мертвыми.
ЧАСТЬ 2. «ЧЕРНЫЙ КРОТ» И «БЕЛЫЙ ВОРОН»
Глава 21. ГОРОД ГЛУХИХ
Где-то справа зашуршал покатившийся по склону старой железнодорожной насыпи гравий. Курт вцепился в маленький десантный автомат и сглотнул. На его лбу выступил пот, струйка которого поползла вниз по переносицы. Но снять с автомата руку, чтобы вытереть щекочущие капли он не решился. С этой белой бестией отвлекаться было нельзя. Наслышаны.
Курт медленно, прижимаясь спиной к растрескавшейся кирпичной кладке, начал двигаться к углу древнего блокгауза. При этом сухой ковыль, опоясывающий все здание трещал так, что этот треск было слышно наверное аж у самого молокозавода почившей в бозе компании «Нестле». Но это его не беспокоило. Этот Ворон все равно глухой. Вот то, что его тень появится за углом раньше него самого, Курта действительно волновало.
Ничего, сейчас он неожиданно выскочит и даст длинную очередь от пуза — благо патрон к автомату немеряно. А вот прыгать и перекатываться по спецназовски он не будет. Нафиг. Пока сообразишь где земля, а где небо, тебя и ухлопают.
Курт в два прыжка достиг угла блокгауза и уже заранее начал давить на спусковой крючок. И тут что-то крепко обвило его шею и потянуло наверх. Длинная очередь вспахала почерневший от мазута щебень, а тело наемника стремительно поднялось вверх. Какая-то неведомая сила выдернула его ноги обутые в драные ботинки из пыльного облачка, поднятого автоматной очередью. Сверху донеслись хрипящие и булькающие звуки, и полилась дурно пахнущая жидкость, вслед за которой мешком плюхнулось и бездыханное тело обмочившегося Курта.
Двое его подельников уже отдыхали на солнышке. Один с перерезанным горлом перегнувшись, изучал содержимое проржавевшего мусорного бака, а другой, сидя у колеса цистерны, изучал левую сторону своей груди, из которой торчало оперение короткой арбалетной стрелы. Только свежепредставившийся наемник так ничего об этом и не узнал.
Ворон спрыгнул с крыши блокгауза, поднял с земли автомат и, размахнувшись, запустил его подальше в кусты, потом вздохнул и поплелся его там разыскивать. Все-таки в городе это оружие можно будет обменять на еду и одежду. Вон Корнелла ему уже вторую неделю шмотье за красивые глаза стирает.
Ворон собрал все трофейное оружие в мешок, поставил его на крыльцо перед бывшими билетными кассами и, сев на потрескавшуюся бетонную клумбу, задумался.
А эти-то точно за ним охотились. Если те четверо, которые поджидали его на автовокзале в Винсхотене, вполне могли просто ждать любого возвращающегося из ходки наемника, то эти пришли сюда явно по его душу.
Он достал из кармана вчетверо сложенный листок из плотной бумаги.
Похож.
Ворон расправил рисунок, сделанный явно наспех, но профессионально. Ему даже показалось, что он знает художника. По крайней мере, во всей Фрисландии один лишь Матейс Маст умеет так подчеркнуть индивидуальные черты лица, что кто-то хоть раз видевший нарисованного им человека, сразу узнает его в работе этого художника. На этот раз это был тот самый случай. Определенно Матейс. Надо будет развязать ему язык парочкой кувшинов рапсовой.